Лора Ли - Из глубины души

— Удачи, дружище, — пробормотал Дэш, проходя мимо него к выходу. — Удачи.

Кайова погладил волосы Аманды, прижимая ее к себе, и она тоже прижалась к нему в ответ. Наверняка она не в себе. Кайова был уверен, что ей не нужно ни его тепло, ни его прикосновения. Это все были гормоны. Просто гормоны, не более того.

Она считала его животным. И он подумал, что она не так уж и неправа. Но скорее ад замерзнет, чем он позволит Аманде уйти. И неважно, чего хочет она сама.

Он думал, что она всего лишь ребенок, считал, что она не сможет понять серьезных вещей. Аманда медленно отодвинулась от Кайовы. Боль от прикосновения другого человека была… ужасной. Каждый нерв в ее теле кричал в агонии, а ведь тот человек всего лишь хотел ей помочь.

Расхаживая по гостиной, Аманда потирала плечи руками, пытаясь сконцентрироваться на дыхании, на информации, которую она уловила из беседы. Она не дурочка и не ребенок. Она поняла все, что сказали мужчины. И она слышала много. Слишком много.

— Я не хотела называть тебя животным после… — она махнула рукой и повернулась к нему лицом. — Я была потрясена.

— Да, так и есть. — Кайова передернул широкими плечами, словно отказываясь принимать извинения. — Я наблюдал за вами некоторое время, мисс Мэрион. Несколько недель, если точно. И у меня сложилось впечатление, что ты редко говоришь то, что не думаешь.

— То есть, ты понаблюдал за мной и решил, что можешь делать обо мне выводы? — спросила она с любопытством, пытаясь так отвлечься от злости, вызванной его высокомерием.

— Ну, о большинстве вещей могу, — он резко кивнул и двинулся мимо нее на кухню. — Я приготовлю завтрак, потом можно поспать. Мы проведем здесь некоторое время, так что я предполагаю, что к нам скоро набегут гости — жена Табера, жена Кэллана, их сестры. Типа гребаная приветственная вечеринка.

Она повернула голову, следя за ним взглядом, когда он вошел в кухню. Между двумя комнатами была только низкая перегородка, и это позволило ей наблюдать без проблем за тем, что он делает. Кайова остался с голым торсом, мышцы так и перекатывались под кожей, пока он вытаскивал продукты из холодильника и выкладывал их на стол.

Она не могла назвать его красивым, хотя он был, безусловно, не таким как другие. Сто девяносто сантиметров роста, мускулистое тело — и ни грамма жира, а ведь она ощупала его со всех сторон.

Густые, черные как смоль волосы упали на его плечи, когда он повернулся к ней, резкие, четко очерченные черты его лица приковали ее взгляд. Кайова просто завораживал ее.

Он же не красавец, сказала себе Аманда. Но острый нос и изогнутые брови над глубокими черными глазами определенно стоили того, чтобы обратить на них внимание. И его губы.

Она не хотела смотреть на его губы. Но посмотрела. Ее рот наполнился слюной при воспоминании о его поцелуях.

— Я слышала, что они говорили, — сказала она. — Слышала о парах.

Кайова продолжал выкладывать продукты, выражение его лица не изменилось.

— Я так и предполагал, — наконец сказал он, взглянув в ее сторону.

— Это не сработает, — сказала она ему. — Мы не можем позволить этому случиться, ты же знаешь, не можем.

Она не могла себе представить, каково это — быть привязанным к этому человеку таким образом. Аманда считала своего брата жестким, но Кайова в сравнении с ним был словно сделан из чистой стали.

— Если ты сможешь выдержать, то смогу и я.

Его голос звучал очень ровно. Она видела его в ярости, слышала, как он раздражается, знала, каков он, когда его наполняет похоть и желание — и все это за те несколько часов, что провела с ним. Аманда чувствовала себя растерянной.

— Кайова… — она нервно облизнула губы. — Я даже не знаю твою фамилию.

— У меня нет фамилии, — он отвернулся от нее, наклонился и вытащил из шкафа тефлоновую сковородку.

— Каждый человек имеет фамилию, — сказала она, качая головой в недоумении. — Как же ты получил номер социального страхования, чтобы устроиться на работу?

— Невинность так освежает, — сказал он.

И, черт возьми, его голос не изменился. Неэмоциональный. Спокойный. Она начинала ценить своего брата все больше и больше.

— Что ты хочешь этим сказать?

Она скрестила руки над грудью, в основном, чтобы скрыть свои снова затвердевшие соски. Он продолжал смотреть на них. Все-таки скрыть их таким образом было не лучшей идеей.

— Я имею в виду, мисс Мэрион, что если вы вращаетесь в правильных кругах, или, если честно, в неправильных кругах, вы можете позволить себе закрывать глаза на целую гребаную кучу вещей. У меня есть десяток фальшивых удостоверений личности, номеров социального страхования и паспортов. Все с незаконно присвоенными фамилиями. Но у меня нет моей собственной фамилии. Семья моей матери отказалась мне ее дать, а отца любому из Пород найти очень тяжело. Поэтому я остался без фамилии.

— Но школа… свидетельство о рождении… — она покачала головой. Это было невозможно.

— Я учил себя сам, почти всему.

Кайова наполнил сковороду беконом, положив мяса столько, что хватило бы им обоим с лихвой.

— Мой дед прятал меня в горах после того, как меня отлучили от матери. Когда я стал старше, он оставил меня там, чтобы я заботился о себе сам. Но у меня всегда были книги. Телевизор. Я не был лишен цивилизации.

Аманда моргнула в шоке.

— Это не детство.

— Я и не был ребенком, — он снова посмотрел на нее, его взгляд ничего не выражал. — Я был животным, мисс Мэрион. У деда не было выбора, кроме как защищать меня, потому что этого требовала его честь. Его кровь течет в моих жилах, нравится ли это ему или нет. Он сделал все возможное.

В его голосе звучало смирение. Без сожаления, без упреков, без гнева или боли. Просто смирение.

— Ты не животное, — отрезала она, дрожа от шока при мысли, что кто-то мог обращаться с ребенком так жестоко. — Я же сказала, что мне жаль. Я… — она испустила тяжелый, глубокий вдох. — Я испугалась, Кайова. Я отреагировала, и это было неправильно.

Он уставился на нее долгим взглядом, прежде чем отвернуться, проигнорировав ее слова, как будто это не имело значения.

Боже, ей становилось все тяжелее. Желание в теле Аманды все росло и росло.

— Скажи мне, — сказал он затем, повернувшись к ней спиной, пока бекон шипел на плите. — Что ты сделаешь, когда забеременеешь от меня, притом что прекрасно будешь знать, что ребенок будет больше животным, чем человеком? Ты сможешь прижать его к груди и обнять его, как любящая мать? Или ты отдашь его чужим людям на воспитание? Ты дашь ребенку свое имя? Или попытаешься убить его, прежде чем он сможет сделать свой первый вдох?

Кайова быстро открыл упаковку с бисквитами и выложил их на противень. Аманда уставилась на него с ужасом в глазах.