Инна Комарова - Биограф

Но жизнь вносит свои коррективы.

Утром няня позвала Марио и испуганно сказала:

– Я не понимаю, что с ребёнком. Он жалуется, что ему мало света, просит, чтобы принесли лампаду. Марио побежал к сыну.

Пальмиро лежал без движения. Его недетский взгляд устремился куда-то вдаль.

– Пальмиро, сынок, доброе утро, – сказал Марио дрожащим голосом. Выдержка отказывала ему.

– Вы что-то путаете, папа. Какое же утро? Ещё темно. Я попросил Элизу, чтобы она принесла лампаду, – потухшим голосом произнёс быстро повзрослевший малыш.

– Боже мой, что с тобой, сынок? Что тебя беспокоит, скажи мне? – расспрашивал Марио, припав к постели сына.

– Ничего, ничего не беспокоит. Спасибо, папа, – тихо проговорил Пальмиро.

– Позовите лекаря. Ну, что же вы стоите? – кричал Марио.

Он больше не руководил своими эмоциями. Скорбные мысли терзали мозг. Сердце вылетало из груди.

– Нет, – говорил он себе, – это немыслимо. Потерять ребёнка – единственное, что у меня осталось. Я не переживу этого.

Пальмиро ежеминутно напоминал ему Флоренс. Его присутствие согревало душу Марио.

Нунцио – лекарь, служивший в имении, первый осмотрел мальчика и развёл руками.

– Коллега, – обратился он к городскому лекарю, – взгляните. Зрачки не реагируют на свет, – пояснил он.

Городской лекарь открыл свой саквояж, достал из него инструменты. Внимательно обследовал глаза мальчика и подтвердил:

– Вы абсолютно правы, коллега. Мне нечего добавить, – сказал он. -Я сожалею, синьор, – обратился он к Марио. – Но на сей раз мы бессильны. Есть неизученные болезни, которые мы не умеем разгадывать и лечить. Мне очень жаль.

– Вы подписали моему сыну приговор? – твёрдым голосом спросил Марио, с трудом сдерживая рыдания.

– Нет, синьор. Будем искать. Но на это потребуется время. А как себя поведёт организм ослабленного болезнью ребёнка, мы не знаем, поэтому не можем ручаться за конечный результат. Повторяю, будем искать. Я сейчас же отравляюсь в город. С Вашего позволения переговорю с другими специалистами, будем созывать консилиум. Очень тяжёлый случай, – предупредил он.

– Дорогой мой! Я доверяю Вам и полагаюсь на Вас. Созывайте консилиум. Обещайте им любое вознаграждение, только помогите моему сыну, – умоляюще произнёс Марио.

–Нунцио, прошу тебя, пока синьор Клаудио вернётся, не отходи от Пальмиро, – приказал Марио.

– Слушаюсь, синьор. Не извольте, пожалуйста, беспокоится.

Разговор с няней

Марио поднялся очень рано. Тревога закралась в его душу, и он не мог спасть. Марио бесшумно подошёл к постели спящего Пальмиро. Нагнулся над ним, прислушиваясь, как мальчик дышит.

– Синьор, я должна Вам сообщить нечто очень важное, – сказала няня, сидящая у постели ребёнка. Я понимаю, мне надо было поговорить с Вами гораздо раньше, но я не решалась, – обратилась Элиза к Марио.

– Давайте выйдем, не будем ему мешать. Его сон поверхностный. Он так тяжело дышит. Бедный мой мальчик, он и во сне не отдыхает, – произнёс Марио шёпотом, выходя из спальни Пальмиро.

– Что Вы хотели мне сказать? – спросил он у няни.

– В том день, Вы помните, когда наш малыш занемог?

– Помню, как не помнить? – ответил Марио удивлённо.

– Так вот в тот самый день произошло очень странное событие, – волнуясь, она начала свой рассказ.

– Что Вы имеете в виду? Что произошло? Какое событие? –недоумевал Марио.

– Вы только не расстраивайтесь, синьор Марио, – успокаивала няня, стараясь смягчить удар. – Утром я принесла из кухни завтрак для Пальмиро. Поставила поднос на стол в столовой. И ушла будить Пальмиро. Так я делаю каждый день, с тех пор, как ухаживаю за Пальмиро. Мы с ним побеседовали, пока я его одевала. Вы знаете, синьор Марио, у мальчика в то утро было прекрасное настроение, – вспоминала Элиза. – Затем я его умыла. И мы отправились в столовую на завтрак.

Элиза остановилась. В её поведении ощущалась неловкость. Похоже, она внутренне боролась сама с собой, не будучи уверенной, надо ли рассказывать барину о происшедшем.

– Элиза, я Вас слушаю, – поторопил её Марио.

Она подняла глаза на Марио и продолжила:

– Когда мы вошли в столовую, я увидела синьору Франческу.

– Простите, а что она там делала? – громко спросил Марио, воспринимая эту новость в штыки. Всё, что касалось его отношений с Франческой, вызывало в нём негативную, болезненную реакцию.

– Она не бывает на нашей половине, непонятно, – насторожился Марио.

– Не знаю, синьор. Я тоже очень удивилась. Она стояла у стола.

В руке, которая зависла над стаканом с соком для Пальмиро, она что-то держала, но рассмотреть мне не удалось. Синьора сильно сжала кулак. Вы знаете, она как-то странно на меня смотрела. Мне показалось, что она не в себе. Синьора задала мне несколько вопросов. Она чем-то была недовольна, не в настроении. Я ответила. Она постояла ещё несколько минут и ушла. Я усадила Пальмиро, накормила завтраком, пока собирала посуду, мальчик крутился рядом. Потом я отвела его в детскую. А там он показал мне свою находку – маленький пузырёк. На дне его была светло-коричневая жидкость. Я понюхала и у меня закружилась голова. Я тут же отнесла пузырёк нашему лекарю – Нунцию. Честно говоря, я подумала, что это он обронил. Нунцио посмотрел, но по запаху не смог определить содержимое пузырька. Сказал, что у него такого состава нет. Он спросил у меня, у кого я взяла пузырёк, желая разобраться, кто именно принёс его. Нунцио сразу же заподозрил неладное. Вылил эти капли на стёклышко под своим прибором (всё не запомню, как он его называет) и сказал, что у него такого состава точно нет. Он твёрдо уверен. Нунцио долго расспрашивал меня, где я его взяла. Я ему подробно всё объяснила. Он в ответ только пожал плечами.

А вечером того же дня у Пальмиро открылся жар, – завершила Элиза свой монолог.

– Очень странно. Почему же ты мне об этом не рассказала тот час? – спросил Марио.

– Побоялась гнева синьоры, – призналась Элиза, плача.

Марио догадался. Он всё понял. Однако не стал выяснять отношений с Франческой.

Всё тайное становится явным

Шло время. Как-то после водных процедур, Аделина, помогая Франческе одеться, внезапно обнаружила на её теле следы страшной болезни. Никому не сказав ни слова, она собралась и в одночасье покинула свою госпожу, прихватив с собой драгоценности Франчески и золотые монеты, которые та имела неосторожность оставить в своей спальне. Больше Аделину не видел никто.

Синим густым покрывалом спускается вечер к изголовью гор.

Он робко подкрадывается к ним. Осторожно укладывается, протискиваясь между ними. Удобно устраиваясь, стирая заострённые очертания верхушек гор.

Закончился день, промелькнул незаметно вечер. Ночь торжественно и величаво вступает в свои права. Всё явное осталось в ушедшем дне. Всё тайное принялось за работу. Она протекает, просачивается сквозь тело и душу ночи тихо, без шума, без окрика, без огласки. Шёпотом, на цыпочках, не дыша, скрываясь под плащом ночи.