Александра Лисина - Предназначение

Любава с нескрываемым обожанием посмотрела на отца, и тот, не выдержав, негромко рассмеялся.

- Да-да, непоседа. Мне почему-то кажется, что Айра не даст тебе сделать никакой глупости и присмотрит до тех пор, пока мы едем в Лир. Так что, в некотором роде, я даже рад, что так вышло и она согласилась терпеть твое шумное присутствие, избавив, тем самым, всех остальных от последствий твоего неуемного любопытства. Особенно тогда, когда Ила за тобой совершенно не поспевает.

- Спасибо, отец!

- Иди уж, егоза, - хмыкнул он, когда дочь с визгом повисла у него на шее и порывисто чмокнула в щеку. - И Айру, заодно прихвати. Покажи, что у нас тут да как, пусть привыкает. Но чтоб к темноте обе вернулись!

- Да, отец! Я все знаю! - Любава, звучно чмокнув батюшку во вторую щеку, немедленно бросилась прочь, по пути властно схватив новую подругу и уверенно потащив куда-то в лес. - Пойдем, Айра. Я нашла поблизости чудесную заводь. Тебе надо умыться, переодеться... и выбрось это дурацкое платье, оно мне давно не нравится! Потом еще придется обуться, привести себя в порядок... и пусть только парни потом скажут, что ты не красавица! Я им тогда у-у-ух, что устрою...

Айра смущенно улыбнулась, покачнувшись уже на втором шаге, но, кажется, ноги немного вспомнили, как надо ходить, и милостиво согласились не ронять хозяйку во второй раз. Даже окрепли, как ей почудилось, немного. Хотя, конечно, за такой короткий срок это было невозможно. Но она порадовалась уже тому, что смогла без особого труда добраться следом за шустрой Любавой до кромки леса. После чего обернулась, вопросительно посмотрев на господина Териаса (не возражает ли против такого отношения со стороны дочери?), с невероятным облегчением увидела его снисходительную улыбку и, сопровождаемая одобрительными взглядами караванщиков, довольно уверенно шагнула в темноту.

Навстречу неизвестности, которая начала, наконец, понемногу рассеиваться.

Обещанная неделя пролетела удивительно быстро. Айра даже не успела как следует запомнить имена своих попутчиков, как впереди уже показались долгожданные стены прославленного Лира, а сердце взволнованно заколотилось в преддверии перемен.

За эту неделю она заметно окрепла, слегка загорела, разрумянилась, научилась разжигать костер и варить такую же вкусную похлебку, какая получалась у Бронии. Нещадно исцарапала себе все ноги, пока лазала вместе с Любавой по окрестным кустам, сотни раз успела вымочить свое простенькое платьице, заработала жгучие мозоли на ладонях, когда впервые подносила воду из реки тяжелым ведром. Впервые, кажется, в жизни попробовала почистить лошадь. Вдоволь наслушалась грубоватых шуток у вечернего костра. Десятки раз розовела от многочисленных комплиментов. Неоднократно ловила на себе неодобрительные взгляды тетушки Илы, которая за все время не сказала и пары вежливых фраз. Научилась не замечать постоянной болтовни новой подруги. Познакомилась с дядькой Белогором, который, на удивление, вполне мирно отнесся к появлению во вверенном ему караване лишнего рта. И еще узнала много чего люкбопытного, о чем раньше... возможно... не имела никакого понятия.

И только при виде молодого рыжеволосого воина Айра неизменно прятала глаза и со стыдом опускала голову, вполне представляя, в каком именно виде ее обнаружил симпатичный лигериец. Более того, тот факт, что ужасно смущался он, только подтверждал ее тревожные догадки, а веселые подначки приятелей делали его присутствие совершенно невыносимым. Да еще Любава как-то раз не сдержалась и в подробностях описала, как это было... в общем, нетрудно понять, почему Айра при его приближении старалась поскорее сбежать. Днем сиднем сидела внутри одной из повозок, смиренно слушая нескончаемую болтовню подруги, а вечером поскорее заканчивала с делами и, огибая неловко мнущегося парня по максимально возможной дуге, спешила как можно скорее покинуть лагерь. На радость неугомонной подруге. И дело было даже не в том неудобстве, которое неизменно испытываешь, встречаясь глазами с людьми (мужчинами!), видевшими все или почти все твои прелести, а скорее в том, что в дружной и веселой компании караванщиков, где все друг друга хорошо знали, она постоянно чувствовала себя лишней.

К тому же, Айра неожиданно обнаружила, что ей нравится одиночество. Нравится, когда никто не стоит над душой, не заглушает собой звуки ночного леса, не поет нелепые песенки, не тревожит покой размеренно текущей реки, не перебивает птичье разноголосье. Поняла, что любит смотреть на медленно текущую воду, молча сидеть на берегу, подтянув ноги к груди, и слушать незнакомую лесную жизнь так, словно действительно ее понимала. А еще - чувствовать, как ласково ерошит твои волосы теплый ветерок, как по-матерински ласкает щеку свесившийся с осины листочек, как шуршит трава под сотнями маленьких лапок, самозабвенно стрекочет трудяга-сверчок, пиликает на невидимой струне крохотный кузнечик, и наблюдать за тем, как забавно сверкают из-за соседних кустов чьи-то любопытные желтые глазки...

"Может, я всегда была нелюдимой?" - задумалась как-то Айра, в очередной раз удивившись себе, и тут же об этом пожалела: упорное желание вспомнить моментально обернулось знакомым туманом в глазах и болезненным уколом под левой грудью. На это раз несильным, но таким, чтобы внятно предостеречь.

Айра привычно потерла грудину и со вздохом прогнала опасную мысль.

За эту неделю она уже научилась с собой бороться и хорошо запомнила, что можно делать, а чего не стоит даже пытаться. Осознала, что малейшие попытки вспомнить будут быстро и жестко пресекаться невидимым контролером. Ей не позволяли даже дотронуться до запретного. Молниеносно отваживали, пугали, заставляли с отчаянием отступать. Но, как скоро выяснилось, под запретом оказалось только прошлое и то, что с ним было связано, тогда как настоящее и будущее ей никто не мешал познавать. И это было единственное, что по-настоящему радовало душу.

А еще ей не давали покоя сны - странные сны о том, как она неподвижно стоит на краю огромного водопада и сквозь плотный туман смотрит прямо перед собой. Не слыша ни рева падающей воды, ни истошных криков чаек внизу, ни шелеста необычного вида деревьев, застывших, словно молчаливые стражи, вокруг. В этом сне она молчит, не чувствуя даже собственного дыхания. Просто стоит на мокрых камнях и медленно, невероятно медленно отпускает толстые зеленые лианы, обвившиеся вокруг ее рук, а потом ощущает, как охватывает ее ликующее чувство долгожданной свободы, и с победной улыбкой падает в бесконечную пропасть...

Каждый раз Айра просыпалась в поту и с громко колотящимся сердцем, но сон истаивал настолько быстро, что она не могла с уверенностью утверждать, что он действительно был. Непонятное ощущение реальности немедленно сменялось сомнениями и тревожным ожиданием вероятного наказания за этот кусочек возможного прошлого. И то, что никакого наказания ни разу не последовало, заставляло ее сомневаться еще больше и считать странный сон всего лишь сном, в котором, к тому же, она никогда не чувствовала себя человеком. Скорее, частью чего-то огромного, неизмеримо большого и несравненно более мудрого, чем ее слабый и испуганный разум. А иногда сквозь заволокший сознание туман очень слабо различала чужие голоса и обрывки фраз, как если бы стояла возле оживленной дороги и бездумно слушала, о чем говорят проезжающие мимо люди.