Джена Шоуолтер - Темнейшее прикосновение

Надеюсь, ты задохнешься от желания, увидев меня, Торин!

— Рад, что ты здесь. И выглядишь так хорошо.

Этот голос… словно ударили бейсбольной битой по голове.

Кили медленно повернулась лицом к незваному гостю. Гадес. Конечно. Потому что именно это стало вишенкой на растаявшем мороженом ее дне.

Он столь же красив, как она помнила… нет, даже прекрасней. Он казался выше, мускулистее. Порочный и элегантный. Одетый в черный костюм, накрахмаленную белую рубашку и красный галстук, Гадес был примером элегантности и утонченности, будто никогда не знал боли и страданий.

Возможно, так и есть.

Но он узнает. Скоро.

Желание ударить было незамедлительным и сильным, но Кили устояла. В войне, есть время для битвы и есть — для планирования. Да, Кили знала финальный результат, которого желала, но, чтобы попасть туда, нужно потрудиться.

С этим мужчиной нельзя допускать ошибки. Тем более она могла почувствовать тепло от нескольких серных шрамов, исходящее от него.

— Зачем ты заново обставил мой дом? — поинтересовалась она.

— Чтобы сделать его красивее к твоему возвращению.

Будто он ожидал этого.

— Мне нравилось как было раньше. Я хочу свои платья.

Улыбка Гадеса зарождалась медленно, но когда достигла полной мощности — стала ярким солнечным светом.

— Это моя Киликаель. Женщина, которая обычно просила меня принести ей мороженое, а потом кричала на меня за то, что позволил съесть его.

Девушка должна следить за калорийностью принимаемой пищи… Ее поразило осознание.

— Я не твоя Киликаель, — прорычала она.

— Ты уверена? Звучит как нытье.

— Я не ною. Я мотивационный оратор. Но могу догадаться, почему ты все это сделал. Ты использовал мое место в качестве любовного гнездышка. Признайся.

— Мне не нужно очередное любовное гнездышко, любимица. Они разбросаны по всему миру.

— Я не твое домашнее животное. — Желание ударить его усилилось. — Но так смело с твоей стороны, — усмехнулась она. — В этот раз решить и самому прийти ко мне, вместо того, чтобы присылать своих миньонов.

Гадес отмахнулся от предполагаемого оскорбления и продемонстрировал ленивую улыбку, которая когда-то расплавила ее сердце… и ее трусики.

— Ты восхитительна, любимица. Не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе… не скучал по тебе… не жаждал сжать тебя в своих объятиях.

Да как он смеет!

Как можно спокойнее она сказала:

— Не проходило и дня, чтобы я тоже не думала о тебе… лежащем на полу, с разорванной грудной клеткой, а твои внутренние органы образуют пылающий круг вокруг тебя.

С немного язвительной улыбкой, Гадес ответил:

— Именно это требуется, чтобы вернуть тебя?

Вернуть ее? Да ну!

— Ты солгал, отравил, обхитрил меня и стал причиной моего заключений. Мы уже минули точку вторых шансов.

— Я никогда не отравлял тебя, — нахмурившись, заметил Гадес.

— Тогда почему я всегда была как в тумане? — Ответ, казалось, загрузили прямо ей в мозг. Связь… его тьма. Кили питалась от него каждый день, он ничего не знал о тумане.

Отлично. Одно преступление вычеркиваем из списка его прегрешений.

Связь с Торином не вызывает никакой туманности… только усиливает возбуждение.

— Не бери в голову, — бросила она. — Это неважно. Я повзрослела. Поумнела. Ты ничего не можешь сделать, чтобы мое ужасное мнение о тебе изменилось. — Кроме того, он даже не хотел ее. Не по-настоящему. Для него я стою лишь бочонка виски.

Как и Торин, он всего лишь чего-то от нее хотел.

— Киликаель…

— Нет! — закричала она. — Не называй меня так. Я больше не та глупая девочка. — Снова с усилием успокоив свой тон, она спросила: — Это продолжение твоего плана по ослаблению меня? Хочешь помешать мне стать более могущественной чем ты?

Гадес пересек пространство, провел кончиком пальца по столешнице на кухне…

В животе беспокойно заурчало.

— Потому что уже слишком поздно.

…и поднял одну из безделушек, которую дал ей.

Мысленная заметка: выбросить это.

— То, что я с тобой сделал было ошибкой, — сказал он.

Ошибка. Милое слово для всех ужасов, что она пережила.

— Как грустно для тебя.

— Которую я никогда не сделаю снова.

— Потому что вскоре ты станешь слишком занят бытием мертвеца.

Гадес вздохнул.

— Между прочим. Ты должен дать повышение своим миньонам. Все их подколки, плевки и совсем недавняя попытка убить меня? Достойно золотой звезды. Правда.

— Подколки? Плевки… убийство? Киликаель… Кили, я клянусь, что ничего не знал о таком обращении. А послал миньонов с инструментами, чтобы помочь тебе бежать.

— Конечно. В этом куча смысла. Ты мог помочь мне лично, и все же не припомню, чтобы ты наведывался в тюрьму. Кроме того, твое слово ничего не стоит.

— Я не мог дать Кроносу возможность заключить меня в темнице.

— Ох, дорогой. Ты прав. Но, как ты считаешь, это твой эгоизм? Или просто холодный расчет?

В голосе Гадеса сквозила угроза, когда он добавил.

— Миньоны ослушались меня и будут наказаны.

Лжец! Внезапно Кили больше не могла находиться рядом с мужчиной, который так намеренно использовал ее.

— Убирайся.

За одну секунду мужчина пересек расстояние между ними и встал перед ней, играя кончиками ее волос. Он излучал соблазн… похоть.

Кили хотела только выколоть ему глаза.

— Потребовалось несколько лет вдали от тебя, чтобы понять, как глубоко я заблуждался, — сказал он.

— Несколько лет, — сухо повторила Кили. — Я настолько привлекательна? Как своеобразно для меня.

— Я проводил время с другими женщинами, но никто не мог сравниться с тобой. И хочу тебя, более могущественную чем я или нет.

— О, да. Я безусловно сильнее тебя.

Его глаза сузились.

— Мы бы стали непобедимой командой.

Так вот оно что. Настоящая причина, по которой он хотел ее. С тем же успехом Гадес мог откинуть голову и дьявольски рассмеяться. Ахахаха.

— Я не верю, что смерть слишком хороша для моих врагов, — заметила Кили.

— Видишь? Мы даже думаем одинаково.

— Ты мой враг. Я ненавижу тебя.

— Очень хорошо. Тебе нужно время, пространство, — ответил Гадес. — Понимаю. Но скоро я приду за тобой, любимица. Ты снова будешь моей.

Заносчивость! Дерзость!

— Прости, но у меня уже есть мужчина. — В данный момент он ей не нравился, но Торин все еще её. — Вообще-то нет. Мне не жаль. Он заставляет меня смеяться. Едва он меня касается — и я уже взрываюсь.

Глаза Гадеса наполнились яростью.

— Кто он?

Эта ярость… еще одна милая ложь, предназначенная, чтобы покорить ее сердце, заставить думать, что не безразлична, и снова влюбится, чтобы Гадесу легче было ее обидеть.

— Это не твое дело. Но, Гадес? — позвала Кили.

— Да, любимица, — ответил он, но уже не так счастливо.