Алина Борисова - Город над бездной

– Только в ваших сказках, – сообщил мне Анхен, оторвавшись от моей ладони. – Вы ж все по себе меряете. А у вас клыки и впрямь сбоку. Мясо рвать. Ну а мы – мяса не едим, и никогда не ели.

– Можно подумать, вы вообще когда-нибудь ели.

– Давно. Никто уже и не помнит. Но с тех пор у нас и остались зубы. Атавизм. Ну и артикуляционный аппарат. А когда охватывает жажда, зубы втягиваются. До конца, в десны. Остаются только эти два. Деформируются так, что ими можно кусать. А вот говорить уже нельзя.

– Как втягиваются? – не поверила я.

– Больно. Но с годами привыкаешь. А уж с веками… А если ты меня снова доведешь своими ласками до белого каления, то я тебе покажу.

– Тебе не нравятся мои ласки?

– Да что ж ты мнительная такая у меня стала. – Он резко перевернулся, опрокидывая меня на спину и нависая надо мной. Поцеловал. Долго, глубоко, обстоятельно, так, чтобы и сомнений не возникало. – Нравятся они мне, Ларка, нравятся. Я ж тоже сейчас от тебя пьяный. Вот разве что контролирую себя чуть лучше. И в целом отношусь к тебе гораздо лучше, чем ты ко мне.

– Неправда!

– Да правда. Просто у тебя память сейчас избирательная. А мне настолько не запьянеть.

– Я не пьяная! Я вообще не пью! – обиделась я. – Я просто тебя люблю, а ты мне не веришь.

– Ты как маленькая вампирочка, пьяная от крови. – Он нежно гладил мне основания волос и смотрел так ласково, что я просто не могла на него сердиться. – А что тебе алкоголь нельзя, я знаю, я ж тебя поил.

– Когда это? Что-то я такого не помню.

– Совсем?

– Совсем. Ты меня точно ни с кем не путаешь?

– Тебя спутаешь, – он рассмеялся и поцеловал меня в нос. – Это было в больнице, мы праздновали Новый год.

Что-то смутно мелькнуло. Накрытый стол, я сижу рядом с Анхеном, кто-то поет под гитару… Как в тумане все.

– Ты вспомнишь, – успокоил меня Анхен. – Чуть позже. Побочное действие моей крови. Ты меня сейчас здорово идеализируешь, а потому просто не можешь вспомнить обо мне ничего плохого. А я беззастенчиво, – он поцеловал меня в одну щеку, – этим, – поцеловал в другую, – пользуюсь, – и он вновь приник к моим губам. – И мне даже не стыдно, – сообщил он, оторвавшись.

– Нет, Анхен, погоди, погоди. – Мои губы искали его, а руки ловили лицо и зарывались в его шелковистые густые волосы. Мыслей и так было не много, а от его поцелуев и последние разбегались. – Что плохого ты мог мне сделать? Не понимаю.

– Я не специально, – улыбнулся он, глядя на меня своими прекрасными теплыми глазами. – Усталый был очень, вообще соображал с трудом. Не подумал, что у тебя на абсолютно обычные вещи абсолютно нестандартная реакция. А когда увидел, что у тебя стресс, не придумал ничего лучше, чем напоить тебя водкой. Людям обычно помогает. Но девочке со столь высокой долей вампирской крови стало только хуже. Так что опять оказался не прав. Не могу к тебе привыкнуть. Все у тебя не по-людски!

– Это плохо?

– Это трудно. Не могу решить, что мне с тобой делать.

– А какие варианты?

– Да не много вариантов, и все они мне не нравятся.

– А если поцеловать?

– А вот это вариант интересный. – И мы снова целовались, и снова мир был лишь в границах наших губ, в границах наших тел.

– А знаешь, – сообщил он мне, наконец от меня оторвавшись, – у тебя ведь совершенно вампирская реакция на алкоголь.

– Это как? – опешила я. Разве вампиры пьют алкоголь?

– Если я выпью кровь пьяного человека, со мной будет ровно то же самое, что и с тобой в тот вечер.

– О-о, так это поэтому у нас в стране так пропагандируют здоровый образ жизни? – Представив Анхена в обнимку с унитазом, я почему-то здорово развеселилась. Как-то я всегда себе представляла вампиров… возвышенней, что ли. Без бытовых подробностей, в общем.

– Вам он тоже весьма полезен. Да вот только привычка какая-то неискоренимая оказалась. Приходится потакать и попустительствовать… А тебя я тогда своим лекарством в норму приводил.

– В смысле «своим»? Ты еще и лекарства создаешь?

– Нет, я их еще и употребляю. Это лекарство не просто создано вампирами. Оно создано для вампиров. Как раз на случай алкогольного отравления через кровь. Тебе подошло идеально.

– Ну вот, а еще говоришь, я в вампира не превращаюсь, – продолжала веселиться я. – А местами я, оказывается, уже вампир.

– Угу, вот только не теми, какими стоило бы, – он лег на бок рядом со мной, оперев голову на локоть, и все смотрел на меня так задумчиво и, мне даже показалось, печально. – Что мне делать с тобой? Вот скажи мне, что мне делать с тобой, Лариска?

– Любить, – меня сомнения не посещали. Вот только то, что он отодвинулся, мне не понравилось. Я тоже повернулась на бок и прижалась к нему, скользя ладонью по его спине.

– Любить, – он мне улыбнулся, но как-то невесело. – А потом? – его свободная рука гладила мне спину, а впрочем, не только спину.

– А потом укусить, – не задумываясь ответила я. – Я хочу быть твоей. Совсем-совсем твоей.

– Совсем-совсем-совсем… Я не кусаю девочек, не подписавших «Добровольное согласие», – он взглянул мне в глаза неожиданно жестко.

– На кровь и плоть? Ты же знаешь, что я согласна. Я подпишу, когда скажешь. Хоть прям сейчас.

– На кровь и плоть, Лариса, я и сам хоть десяток подпишу. От любого имени, любым почерком. Это формальность, не более. Ради нее и заморачиваться не стоит. Нет, принцесса, мне нужна от тебя совсем другая бумажка.

– Что же ты хочешь?

– Твою жизнь.

Значит, вот как это бывает. Нестрашно. Совсем. И почему я раньше боялась? Если любишь, то нестрашно.

– Возьми.

– Правда?

– Да. Только обещай мне…

– Что?

– Обещай, что выпьешь. До последней капли. Выпьешь сам и ни с кем не поделишься. Обещай, что выпьешь, а не прольешь на землю. Скажи мне, что моя кровь не поганая и ты не станешь проливать ее на землю! – обида, давняя, позабытая, вдруг вырвалась из меня с этими словами, и я рыдала, не в силах успокоиться.

– Значит, ЭТО тебя обидело? – Анхен, похоже, был поражен. – Из всего, что я тебе сделал, ты помнишь только это? Эту фразу?

– Обещай!

– Я обещаю, Ларочка, обещаю, – он перемежал слова поцелуями, и я верила, чувствовала, что он был в этот момент абсолютно искренен. – Ты будешь моей, только моей. И я никогда не пролью твою кровь на землю. Ты прости мне эти слова. Я был зол тогда, себя не помнил. Я много лишнего тогда наговорил и, быть может, сделал. Мне нельзя злиться, Ларка, я потом остановиться не могу. Я знаю, я пытаюсь сдерживаться, но если срываюсь… Тебе повезло, что я не убил тебя в тот день, а ты запомнила эту глупую фразу.

Я обхватила его руками, прижала к себе крепко-крепко:

– Просто люби меня. Я твоя. Вся. До последней капли.

Он любил. Аккуратно снял с меня через голову рубаху и бросил на пол. О, то есть если за свои деньги куплено, то мы вещи не рвем, снимаем! Да и сам сегодня явно подготовился. Пришел не в рубашке, а в футболке-поло с тремя пуговичками под горлом. В надежде, что хоть эти уцелеют, не иначе. Ладно, можно и через голову.