Кристина Лорен - Возвышенное

Он оглядывается по сторонам и поворачивается по направлению ветра. Небо тяжелое и угнетающее, с настолько плотными облаками, что тяжело сказать, где заканчивается одно и начинается другое.

Тропа выводит на старый пирс. На нем не хватает пары досок, а древесина покрыта мхом и гнилью, но, несмотря на все это, летом хоть кто-то, но бегает по нему. Сейчас он покрыт тонким слоем снега, и Колин не удивлен, что видит Люси, сидящую на самом краю, на неровно сломанных и почти сгнивших досках. Длинные светлые волосы практически достают до талии, и ветер вокруг озера подхватывает и запутывает их.

Деревяшка скрипит под тяжестью его веса, когда он аккуратно на нее ступает. Она переоделась, ее ботинки стоят позади нее, а его толстовка у нее на коленях.

Сейчас он понимает, что потратил кучу времени, чтобы найти ее, но не придумал, как снова с ней заговорить. Уставившись на ее спину, он обдумывает все варианты. Ему нужно извиниться, признать, что он дурак, который не знает, как общаться с обычными девушками, не говоря уже о мертвых. Может быть, рассказать ей, что он сирота, и ему так же, как и ей, нужна опора.

Он медленно подходит к ней.

– Люси? – зовет он и смотрит перед собой.

Ее юбка поднята выше колен, ее кожа бледная и идеальная при таком освещении – ни шрама, ни царапины.

– Мне не холодно, – говорит она и смотрит на свои ноги, которые погружены в воду. На улице явно минусовая температура, и, оглядываясь на озеро, можно увидеть, что водорослей нет, и вода местами начинает замерзать. Колину становится холодно от одного взгляда на лед у ее ног. – Умом я понимаю, что она холодная, – продолжает Люси. – Но не чувствую этого. Чувствую прикосновение воды, но меня не волнует ее температура, хотя должна. Как думаешь, это странно?

Кажется, будто ветер поглотил его слова, и он не знает, что ответить. Поэтому он кладет руку ей на плечо. Ее глаза округляются от прикосновения, но она ничего не говорит.

– Я не знал, где ты была, – наконец говорит он. – Ты в порядке?

– Все хорошо, – шепчет она.

Колин изумленно смотрит на свои руки. Он чувствует тяжесть ее волос, когда они соприкасаются с его пальцами, текстуру ее кожи на шее, но она не была теплой, он чувствует легкое покалывание вперемешку с ветром. Как будто нечто, удерживающее ее здесь, держит вертикально ее тело, а движения ее рук и ног словно пульсируют под его пальцами.

Они долго смотрят друг на друга, и он, наконец, шепчет:

– Прости меня.

В уголках ее губ расцветает улыбка, потом появляются и ямочки на щеках.

– Не стоит.

Он не уверен, что ответить, ведь пусть ей и не нужны его извинения, он все равно чувствует себя придурком, потому что ушел той ночью.

– Не хочешь прогуляться? – спрашивает она.

Он улыбается и отходит в сторону, когда она вытащила ноги из воды, и он вытер их его толстовкой. Они были холодны, как лед. Ее взгляд опустились, и, твою мать, ему кажется, что она смотрит на его рот. Внезапно его голова оказывается забита совсем другим: каково будет, если он ее поцелует? Ее кожа везде так ощущается? А какая она на вкус?

– Когда ты это сделал? – обуваясь, спрашивает она.

Он выныривает из своих мыслей и инстинктивно облизывает губы, понимая, что она спрашивает про пирсинг.

– Ты про губу?

– Ага.

– Прошлым летом.

Она останавливается, и это позволяет ему наблюдать за ней какое-то мгновение, как ветер развевает ее волосы, будто они пушинки. Ей потребовалось время, чтобы сообразить, что сказать, а он наблюдал за ней, пока она думает.

– А разве в школе нет правил по этому поводу?

– Правила настолько устарели, что они не касаются пирсинга, но могу тебя заверить: нельзя носить короткие штанишки во время занятий. Дот и Джо сказали, что я могу выглядеть как панк, пока я веду себя как джентльмен. А тебе что, не нравится?

– Почему, нравится, просто я…

– Звучит, словно ты в сама в шоке от этого, – он смеется и не сводит с нее глаз.

– Когда я училась, мало парней так делали. По крайней мере, не такие парни, как ты.

– Парни, как я?

– Да, милые. Обычно бунтари все в пирсинге и татуировках, да еще и буйные.

– Ой, я точно буйный.

Она улыбается.

– Ну, в этом уж я не сомневаюсь.

– А откуда тебе знать, что я милый? Может, я бунтарь и любитель призраков?

Она с удивлением смотрит на него, и ему тут же захотелось взять камень и разбить им свою голову. Но она откидывается назад и смеется таким дурацким громким хрюкающим смехом.

Колин быстро выдыхает – похоже, ей понравилась шутка про призрака.

Она снова ему улыбается.

– Ты милый, у тебя это на лице написано, и ты не можешь этого скрыть, – он видит, как ее глаза снова меняют цвет на серебристый, а ее губы стали похожи на так понравившуюся ему игривую ухмылку. Цвет ее волос и глаз теперь не имеют для него значения. – Ага, не можешь.

– Что, правда?

– По крайней мере, от меня.

Ее улыбка исчезает, но остается в глазах, даже когда она отворачивается.

– Это хорошо.

Что-то зашуршало в кустах рядом с тропинкой, и остатки опавших листьев хрустели под ногами, пока они шли в чащу леса. Их шаги были едва слышны, хотя шаги Люси были почти невесомы и намного тише, чем его.

И сейчас, когда он смотрит на нее более внимательно, он дополнительно убеждается: ее щеки не порозовели от холода, при ее выдохе нет пара, как у него.

Рядом с ним она оглядывается и, кажется, что она видит все малейшие детали в лунном свете, может, она словно кошка? Или у нее изумительное ночное видение. Хотя все-таки теперь они оба знают, что она мертва, и будет ли ей тема не приятна, если он спросит, каково это?

– Так ты мне веришь? – спрашивает она.

Сначала он хотел сказать то, что узнал он Джо, но потом решает просто ответить:

– Я поизучал рассказы. Нашел твою фотографию. Тебя убил директор школы недалеко от озера.

Она кивает, глядя на воду, словно ей совсем не интересно, о чем он говорит.

– А я все удивляюсь, почему я появилась именно тут. Теперь все стало понятно.

– Тебе не странно, что ты ничего не помнишь?

Она поднимает лист и разглядывает его.

– Наверное. Мне не кажется, что это странно. Просто немного пугающе. Например, я помню букет, который мне подарил папа на каникулах, но не могу вспомнить его лицо.

– Ого, – Колин чувствует себя беспомощным, но, в самом деле, что он может ответить на такое?

– Как-то я думала о тебе. Ты знаешь, есть такое телешоу, когда человек стоит в телефонной будке, снизу начинают появляться купюры, и ему нужно как можно больше собрать за минуту?

Он без понятия, о чем она говорит, но все равно отвечает:

– Конечно.

– Так вот, некоторые купюры – это двадцатки или, может быть, там будет пара сотен, но большинство из них – это долларовые. Кажется, что вокруг тебя куча денег, а это не так. И не важно, чем все закончится, ты счастлив только от того, что у тебя деньги в руках.