Шеррилин Кеньон - Ловец снов

О мой Бог!

Монеты, по всей видимости, также не были отчеканены вручную, и сплав, из которого они были отлиты, Мегеара никогда раньше не встречала. Металл был оранжеватого цвета — не серебро, не золото, не бронза, не медь или железо, а возможно, некая причудливая комбинация этих металлов, хотя нет, не похоже.

Что, черт возьми, это такое?

Несмотря на налет, изображения и надписи на монетах были такими же четкими, ясными и хорошо различимыми, как на современных монетах.

С колотящимся сердцем она перевернула самую большую монету. На реверсе был изображен тот же неизвестный символ, что и на комболои, — солнце, пронзенное тремя молниями. А над ним незнакомые слова на греческом: « Да хранит нас Аполлими ».

Мегеара недоверчиво уставилась на монету. Аполлими? Это еще кто?

Она никогда прежде не слышала такого имени.

«Это — фальшивка». Должна ею быть. Но стоило Мегеаре еще раз взглянуть на монеты, она поняла, что ошибалась. Они не подделка. Ее отец, должно быть, обнаружил их при проведении одних из своих многочисленных раскопок в Эгейском море.

Это то, что заставляло ее отца продолжать поиски даже тогда, когда весь остальной мир смеялся над ним. Он знал правду, которую отрицала Мегеара.

Атлантида существовала .

Отец был прав, но ему никто не верил… даже она. Ее сердце сжалось от горя и печали, когда она вспомнила о всех спорах, вспыхнувших между ними за эти годы. Она была ничем не лучше других.

Боже, они ведь постоянно спорили из-за этого. Почему отец ничего ей не сказал? Почему утаил от нее открытие такого масштаба?

К несчастью, она знала ответ. Потому что я бы этому не поверила. Даже если бы он показал мне эти предметы прямо в земле, там, где он их нашел. Я бы также посмеялась над ним, а затем бросила бы их ему в лицо.

Без сомнения он хотел уберечь себя от боли, которую причинили бы ее насмешки.

Мегеара, закрыв коробку, прижала ее к сердцу. Она сожалела о каждом злом слове и резком обвинении, произнесенными ею против отца хотя бы мысленно. Как сильно ранили те слова? Она — та, которая должна была безоговорочно ему верить, — оказалась так же жестока, как и все остальные.

Сейчас же было слишком поздно что-либо исправлять.

— Прости меня, папа, — сквозь вновь хлынувшие слезы выдохнула Мегеара. Она подобно всем остальным считала отца сумасшедшим. Заблудшим глупцом.

Но он каким-то образом нашел эти артефакты. И они каким-то образом оказались подлинными.

Атлантида реальна . Эти слова никак не выходили у нее из головы. Глядя на синее море, она сильнее сжала коробку и вспомнила последние слова, сказанные отцу: « Да-да, я обещаю. Я тоже буду искать Атлантиду. Не беспокойся об этом, пап. Все будет хорошо ». Произнесены они были поспешно и бесстрастно, но, тем не менее успокоили его.

« Она там, Геари. Я знаю, что ты ее найдешь и поймешь все. Ты. Поймешь. Все. Ты увидишь меня таким, каким я был на самом деле, а не таким, каким ты меня видела ». Затем он ненадолго заснул и умер лишь несколько часов спустя. Все это время она держала его за руку.

Мегеара, наблюдавшая за его тихим уходом из жизни, была в тот момент не взрослой женщиной, она вновь стала маленькой девочкой, желавшей лишь одного — вернуть своего папочку. Жаждавшей того, чтобы кто-нибудь ее успокоил и заверил, что все будет в порядке.

Но в ее жизни не было никого, способного это сделать. И теперь, после всего, то абсурдное, поспешное обещание стало кое-что для нее значить.

— Я слышу тебя, папа, — прошептала она пахнущему оливковым маслом бризу, надеясь, что он донесет ее голос до отца, где бы тот ни находился, — и я не позволю тебе умереть напрасно. Я докажу, что Атлантида существует. Ради тебя. Ради мамы, дяди Тирона и тети Афины… ради Ясона. Даже если поиски займут всю мою жизнь, я сдержу слово. Мы найдем Атлантиду. Клянусь.

Но даже несмотря на убежденность, которой были насыщены произнесенные слова, Мегеара не смогла не задаться вопросом, выдержит ли она насмешки, которые ее отец сносил всю свою профессиональную жизнь. Она всего лишь шесть недель назад получила грант на поступление в докторантуру Йельского университета, а этой осенью должна была приступить к преподаванию в Нью-Йорке. Для своего возраста она многого достигла. Еще большие достижения ожидались от нее и ждали ее, университет и профессоров докторантуры в будущем.

Ступить на этот путь — несусветная глупость. Она лишится всего. В-С-Е-Г-О. Это будет серьезнейший шаг. Шаг, который отрежет ей все пути назад.

В это верил мой отец.

И дядя, и мама.

Они не пожалели своих жизней ради этого, хотя весь мир смеялся над ними. Теперь второе поколение дураков собиралось следовать за первым по дороге, ведущей к гибели.

Мегеара лишь надеялась, что в конце пути сумеет избежать незавидной участи, постигшей первое поколение.

Каков отец, такова и дочь[2]…

У нее нет иного выбора, кроме как продолжить дело отца и найти Атлантиду, потому что к тому времени, когда она завершит поиски, ее репутация будет уничтожена так же, как это случилось с репутацией ее отца.

— Да начнется публичная порка…

ГЛАВА 1

Санторини, Греция, 1996

— Полцарства за пушку[3]!

Брайан, покачав головой от гневного тона Геари, спокойно открыл перед ней автомобильную дверцу, как только она приблизилась к такси, ожидавшему их в самой сердцевине запруженной улицы.

— У тебя нет полцарства.

Мегеара остановилась на тротуаре и вперилась в Брайана взглядом. Она не верила своим ушам! Он осмелился подчеркнуть очевидное, видя клокотавшую в ней ярость?! Прекрасно зная, что она могла если не убить, то тяжело ранить словом, когда и вполовину не была так зла. У парня и впрямь начисто отсутствовал инстинкт самосохранения.

— У меня и пушки нет — похоже, что я по уши в дерьме? Ха!

Брайан по-прежнему являл собой образец спокойствия, что совсем не улучшало ее настроения. Мог бы хоть раз выйти из себя для разнообразия!

— Я так понял, разрешение тебе не дали… снова.

По ее мнению добавлять в конце это «снова» было совсем необязательно. Ей-богу!

— С чего ты это взял?

— О, даже не знаю. С того, что ты неслась по улице, сжимая и разжимая кулаки, словно уже кого-то душишь. Или, может, с того, что у тебя такой вид, будто ты собираешься выцарапать мне глаза, хотя я ничем тебя не разозлил.

— Нет, разозлил.

Мегеара заметила, что он старательно прячет улыбку. Слава Богу, хоть на это у него хватило мозгов.

— И чем же это?

— У тебя нет пушки.

Брайан фыркнул.

— Да ладно тебе, ты же не можешь пристреливать каждого греческого чиновника, который стоит на твоем пути.

— Спорим?

Он отступил, пропуская ее в такси. Брайан был привлекательным мужчиной ростом шесть футов три дюйма[4], в возрасте примерно сорока пяти лет. Весьма утонченным и умным. А самым замечательным в нем были личный капитал и более чем щедрое финансирование их последней безрезультатной авантюры без резких выражений недовольства.