Марина Cyржевcкая - Для кого цветет лори

Сигнал рожка прозвучал на скалах, возвращая обоих в реальность. Сумеречные заметили костер, а значит, скоро найдут их.

Оникс опустила вздернутые руки, качнулась в последний раз. Они застыли, глядя друг на друга. Ран резко шагнул к девушке и также резко остановился. Заставил себя остановиться. Вздохнул рвано.

— Я должен тебе сказать.

Она посмотрела слегка испуганно.

— Сейчас?

— Сейчас, — сквозь зубы процедил аид. Нахмурился. — Я не жалею, Оникс. Ни о чем. О том, что делал с тобой. — Снова втянул воздух. Он слишком быстро заканчивался внутри. — Я совру, если скажу, что жалею,— сжал кулаки. — Если бы все повторилось… Все было бы также. Я не хотел причинять тебе боль, но желал привязать к себе. Владеть. Правда, для тебя это одно и то же. И я такой, какой есть, Оникс, уже не изменюсь. И все, на что я способен, это делать выводы.

— И какой ты сделал вывод? — Оникс смотрела спокойно, чуть склонив голову.

— Что боюсь тебя потерять. И что не могу удержать, — он криво усмехнулся. — Это ужасное для меня чувство, раяна. Самое ужасное, что я испытывал. Я никогда и ничего так не боялся, как потерять тебя. Мне тяжело смириться с тем, что я так чувствую. Это какая-то постоянная агония, вечный архар, который я не могу преодолеть. И знаешь, я ведь готов был на все, лишь бы ты была рядом. Убивать, принуждать или запугивать – неважно… — Ран криво усмехнулся, глядя ей в глаза. — Страшно? А мне вот наплевать, как это звучит и как выглядит… Наверное, нормальные люди любят как-то по-другому. Не знаю. У меня это почти невозможность - жить без тебя. Знаешь, когда другой человек становится условием собственного существования, внутри что-то меняется, Оникс. Неотвратимо меняется…

Оникс смотрела на него молча. Сигнал рожка раздался ближе. Ран сжал зубы, словно что-то решая внутри себя. Что-то очень важное.

— Но со мной тебе плохо, я вижу это. И слишком опасно. — Он помрачнел еще больше. Вскинул голову, рассматривая девушку. — Я тебя отпущу, Оникс. По-настоящему. Насовсем. Больше не буду решать, как тебе жить и заставлять оставаться со мной.

Оникс прищурилась, словно дикая кошка.

— Отпустишь?

— Да. Если ты захочешь, — слова царапали горло, но он все же процедил их.

Замах он, конечно, увидел, но останавливать не стал. Пощечина обожгла его щеку так яростно, что Ран даже опешил. Он не помнил, чтобы когда-нибудь чувствовал подобное. Потер щеку, прищурившись и глядя на Оникс, что сжимала кулаки, с яростью глядя в его лицо.

— Значит, отпустишь? — зашипела она. — Как благородно. Ну надо же. Ран Лавьер первый раз в жизни решил проявить благородство! — она ткнула его кулаком в грудь. — Отпустишь, да? Ты вытащил меня из моей привычной жизни, — снова удар кулаком. Ран смотрел во все глаза. — Ты заставлял делить с тобой постель. — Удар. — Ты поставил на мне клеймо. — Удар, удар! — Ты распоряжался мною, как своей собственностью! Ты! Сделал мне ребенка! — она пнула его ногой в колено. — А теперь решил отпустить и пожелать найти того, кто исправит все твои грехи, да, Ран? — заорала Оникс. Лавьер от изумления потерял дар речи. Он никогда не видел раяну такой. Разъяренная дикая кошка, что била его и орала. — Да? Решил избавиться от меня? Ну уж нет, Ран. Это все сделал ты, так что тебе и исправлять, понял? Сам исправляй свои ошибки, ясно тебе? Сам!

Ран начал смеяться. Хохотать, как ненормальный. И Оникс снова его ударила.

— И прекрати смеяться надо мной!

— Небесные, ушам своим не верю. — Он резко сгреб ее, прижал к себе так крепко, что, казалось, его сердце бьется внутри раяны. — Ты хочешь остаться со мной. Ты хочешь этого!

Он прижался губами к ее макушке, отстранился, обхватил руками ее лицо, заглядывая в гневно сверкающие синие глаза.

— Прошлое я исправить не смогу, раяна, — серьезно сказал Ран. И усмехнулся. — Но могу дать будущее.

Оникс открыла рот и вдруг зажала его ладонью, вырвалась и метнулась в сторону, упала на колени. Ран оказался рядом сразу же, убрал ей волосы, подержал, пока девушку выворачивало остатками кабаньего мяса.

— Это самое лучшее признание в любви, что я когда-нибудь видел, — иронично сказал он.

— Тебе нравится, что меня тошнит? — простонала Оникс.

— Нравится? Это совсем не то слово, раяна. Я счастлив, как безумец, понимая, что тебя тошнит из-за моего ребенка, — он поцеловал ее макушку.

— Значит, теперь это твой ребенок? — огрызнулась она.

— Похоже, просить прощения ты заставишь меня бесконечно, — вздохнул Лавьер.

— Просить прощения? — хмыкнула Оникс. — Ты даже знаешь эти слова? Я удивлена, аид.

— Нет, не знаю, раяна. И даже сомневаюсь, что мне удастся эти слова выучить. Но я что-нибудь придумаю. Мне ведь теперь есть, ради чего, верно?

Лавьеру хотелось сжать ее в объятиях, прижать к себе изо всех сил, но он снова сдержался. Накинул свою рубашку на ее хрупкие плечи. Да, что-то изменилось. К безумной жажде обладания теперь добавилось новое, неизведанное и исцеляющее чувство.

— Я принесу воды, стой здесь.

Потом он держал девушку на руках, согревая собой, пока не подъехали Сумеречные. Гладил ей живот — осторожно, лишь кончиками пальцев, и при этом у Рана было такое сосредоточенное лицо, что Оникс фыркала и улыбалась.

— Не могу поверить, — сказал он, снова проведя ладонью. — Никак не могу…

— Поверишь, — зевнула раяна. — Когда живот вырастет и я стану толстой, как рыба-шар. Вот тогда точно поверишь…

Она уснула раньше, чем Сумеречные добрались до них, слишком измученная этим днем. И уже сквозь сон чувствовала, что Лавьер завернул ее в меховое покрывало и поднял в седло, прижимая к себе.

Куда он везет ее, раяна не спросила.

Впрочем, это уже было неважно.

ГЛАВА 27

Шесть лет спустя…

Кристиан следил за полетом сокола. Тот реял в вышине, распластав крылья, а потом, заметив добычу — камнем падал вниз. И снова взмывал, неся в клюве полевку… Крис улыбался. Ему нравился полет. И птица. Возможно, стоило приманить пернатого, но не сейчас. На это кладбище он пришел не для того, что ловить соколов.

Дух перевел взгляд на надгробный камень. Мало кто посещал эту могилу. Хотя бы потому, что мало кто знал о ней. Одинокий камень на краю бурлящего водопада, без опознавательных знаков и надписей.

Даже если в эти края занесло бы одинокого путика, он и не понял бы, что этот камень венчает чье-то последнее пристанище. И к лучшему.

Кристиан воткнул нож в рыхлую землю.

Лето уже бушевало вокруг буйством красок и запахов, кружило голову ароматами цветов. Лошадь подбрела ближе, ткнула Кристиана рыжей мордой с белыми пятнами.

— Уже иду, — рассеянно протянул сумеречный. Хотя сейчас, в простой полотняной рубахе и штанах с кожаными вставками, какие носят обычные горожане, Кристиан мало был похож на ученика цитадели. Хотя, говорят, что бывших Сумеречных не бывает.