Влада Южная - Мой враг, моя любимая (СИ)

Корзинка, покачиваясь, плывет на волнах…

Я оседаю рядом с мужем.

Мы лежим лицом друг к другу. Из его рта идет кровь, но он улыбается.

Ивар всегда улыбался только мне.

Он гладит меня по щеке, и его ладонь мокрая.

Мой муж не может умереть.

То есть, он может, конечно…

И мой дядя уже стрелял в него однажды в далеком прошлом.

Какими пулями был заряжен этот пистолет?

В ушах звенит.

Возле моей головы падает корзинка. Она мокрая и пустая.

Коля наклоняется и тормошит меня.

В его руках возмущенно молотит ручками воздух моя дочь.

Каждый из нас был по-своему шокирован случившимся. Ивару предстояло осознать факт, что мой отец, которого он всю жизнь считал убийцей, на самом деле спас ему жизнь. Мы с Костиком были вынуждены привыкать к мысли, что старшие братья родные нам лишь по матери. Илья с Николаем никак не могли поверить, что их отцом оказался тот, кого считали дядей.

Но сильнее всех потрясение испытал, конечно, папа. Комнату дяди обыскали и нашли там несколько маминых вещей, сохраненных на память. Образ святой и неповторимой Майи рассыпался на глазах. Никто не мог объяснить, что толкнуло ее на интимную связь с братом мужа. Эту тайну и она, и мой дядя унесли в могилу. А у папы после стольких лет преклонения перед светлой памятью жены просто-напросто разбилось сердце. Мы утешали его, как могли, но было заметно, что отец потерял интерес к происходящему и замкнулся в себе.

Удивительнее всего для меня стала реакция старого однорукого охотника. Узнав о чудесном спасении малышки, он как будто растерял последние сомнения и признал для себя мою дочь. Положив ребенка в сгиб здоровой руки сюсюкался и агукал, отгоняя меня под предлогом того, что нужно отдыхать. Никогда бы не подумала, что суровый охотник-одиночка может стать такой трепетной нянькой для ребенка, чьим отцом считался лекхе.

С остальными членами семьи разговор не клеился. Сесть за стол переговоров оказалось непросто для обеих сторон. Мы с Иваром устроились по одну сторону, а трое моих братьев и отец — по другую. В гостиной стало тихо.

— Может, ты передумаешь и останешься, Кира? — нарушил молчание Коля. — Подумай, что тебя ждет дальше, сестренка? Ты можешь сильно пожалеть об опрометчивом поступке.

— Я знаю, что меня ждет, — ответила я, — уже рассказывала папе. Все видела своими глазами. Знакома и с плохим, и с хорошим. Но я сделала свой выбор.

Под столом Ивар пожал мне руку в знак поддержки.

Братья переглянулись.

— Тогда брак должен быть заключен официально, — на правах старшего продолжил Коля. — Мы не позволим тебе считаться приживалкой.

— Больше всего на свете я мечтаю, чтобы ты, наконец, отдал моей жене паспорт, и я смог жениться на ней второй раз! — процедил Ивар.

Мужчины прищурились, глядя друг на друга. Их противостояние все еще было заметным, хотя самый пик ненависти уже прошел. Этих двоих срочно требовалось помирить, и, кажется, имелся шанс.

— И мы очень благодарны тебе, Коля, за спасение нашей дочери, — вклинилась я между ними. — И за то, что ты пересмотрел свое отношение к нашему союзу.

Старший брат заметно поморщился.

— Ты постоянно закрывала его собой от нас, — признался он, — но ведь никогда по-настоящему не верила, что мы сможем выстрелить в тебя.

Я покачала головой.

— Но когда он, — Коля небрежно кивнул в сторону Ивара, — закрыл тебя собой, он точно знал, что выстрел будет. И тогда я подумал: тот, кто готов подставиться за мою сестру, достоин того, чтобы быть с ней. Даже если он драный лекхе.

Ивар приподнял бровь на последних словах, но благоразумно промолчал.

— Не могу поверить, что ты уедешь опять, — покачал головой Костик.

— Может, как-нибудь в гости пригласим, — попыталась утешить я.

— Да не приведи Господь, — ровным тоном заметил Ивар.

— Лучше вы к нам, — поддакнул Коля.

Я даже поразилась такой солидарности.

Обстановка только-только начала разряжаться, когда папа вдруг поднял голову и обвел нас всех взглядом.

— Нам тоже придется уехать, — провозгласил он.

— Что?! — в один голос протянули мы с братьями.

Отец покачал головой, и в его взгляде сквозила обреченность.

— Захватывать этот дом было ошибкой. Слушать вашего дядю хоть в чем-то было ошибкой. Отпустить мою внучку туда, где лекхе опасно ходить по улицам — тоже станет ошибкой.

— Пап, — вздохнула я, — ну мы же это уже обсуждали.

— Поэтому я должен убедиться, что обеспечил вам с ней нормальное будущее, — отрезал отец.

— Спасибо, — вдруг с чувством произнес Ивар.

Я повернулась к нему с немым вопросом. Мой муж слабо улыбнулся.

— Твой отец хочет уничтожить жилу.

— Уничтожить?! — разом ахнули братья.

Отец кивнул.

— Не только жилу. Я хочу уничтожить этот дом.

Спустя пять лет

— Ивар! — я распахнула дверь, выбежала в коридор и завопила на весь дом. — Ивар! Иди сюда!

Вопль получился таким пронзительным, что мой бедный муж прилетел на всех парах, перепуганный до смерти.

— Что случилось? — он огляделся в поисках угрозы.

Я широко улыбнулась, поманила его пальцем в комнату и показала:

— Смотри!

— Смотри, папа! — поддакнула наша пятилетняя дочь, которая возилась на полу с крохотной пумой. Запустив пальчики в шерсть фамильяра, она радостно засмеялась.

Я поймала изумленный взгляд Ивара.

— У моей матери была пума… — пробормотал он. — У моей настоящей матери…

— Что не мешает нам позвонить твоей приемной маме и порадовать ее тоже, — заметила я.

— А можно я покажу ее Никите? — спросила Аврора.

Десятилетний мальчик, несмотря на разницу в возрасте, уже стал лучшим другом для нашей малышки.

— Можно, — разрешила я, — только не замучайте бедное животное.

— Как папа? — детские глазенки сверкнули. — Ведь он поэтому без фамильяра ходит?

Пока мы с Иваром раздумывали, что ответить, она подхватила пуму и вихрем умчалась на улицу.

— Замучил фамильяра? — муж выгнул бровь и посмотрел на меня. — И кто подал ребенку такую шикарную идею?

Я слегка покраснела.

— Мне надо было как-то объяснить, почему ее папа не такой, как все. И желательно без кровавых подробностей прошлого.

— Но… замучил?! — Ивар закатил глаза. — Охотница, фамильяра невозможно замучить! Он — бессмертное существо!

— Да?! Объясни тогда ребенку пяти лет, куда ты своего дел. Вариант «проглотил» — не прокатит, — я уперла руки в бока. — И вообще, надо учить детей сочувствию к животным.

— Сочувствию к животным? — он схватил меня и прижал к себе. — Что-то не очень-то ты сама сочувствуешь одному бедному зверю. Уже три дня, как ни капли сочувствия не проявляешь…

— У меня болела голова, — попыталась выкрутиться я.

— Вариант не прокатит, — Ивар с притворной суровостью нахмурил брови.