Аня Сокол - Первый ученик (СИ)

Грошев оттолкнулся от стены, и стал застёгивать манжеты, ткань хоть как-то защитит руки от порезов.

— Никак решил попробовать себя в качестве лазоходца?

Не отвечая, Макс стянул ремень, чтобы не цеплять лишний раз камни.

Трудно принять решение, но стоит оставить выбор позади, становится легче. Человеку нужна цель. Все просто: либо он умрёт пытаясь, либо умрёт не пытаясь.

— Зачем все это? — спросил он, заглядывая в дыру, — Вы взорвали шахту для того чтобы угробить четвёрку студентов? Боги, это было бы смешно, пусть так. Но вы сами попались! Вы! Ваш дружок инициировал взрыв раньше времени. Ведь это он? Больше некому. Завалило всех. Что за клуб самоубийц?

— Ого! Сколько слов, сколько вопросов, — послышался шорох, Раимов осторожно передвинул раненую ногу, — Пожалуй, промолчу. Это только в фильмах злодеи любят поболтать на прощание.

— Ну и оставайтесь тут с вашим секретами, — Грошев лёг на землю и под смех Раимова, стал протискиваться в лаз.

Макс цеплялся пальцами за выступы и подтягивал тело вперёд. Парень представлял себя в виде червяка, изгибающегося в тёмной норе. Камни скребли по плечам, раздирая одежду. Он влез по грудь, потом по ягодицы, бедра, колени и, наконец, ботинки.

На Грошева накатило острое чувство клаустрофобии. Он остановился, пытаясь унять участившееся дыхание. Только не паниковать, хотя это единственное чего ему по-настоящему хотелось. Орать и дёргаться, делать хоть что-нибудь.

— Ты там умер или решил поспать? — спросил Шрам, его голос прозвучал ближе, словно он заглянул в дыру.

— Я буду звать вас Шрамом. Тебя, — неожиданно для самого себя сказал Макс и, пошевелив ступнями, возобновил движение.

— Продолжай в том же духе, и я пристрелю тебя прямо сейчас, Малой, благо промахнуться невозможно.

— Именно так и буду.

Грош пополз дальше, не собираясь признаваться даже себе, что голос Раимова, заданный с издёвкой вопрос погасил вцепившуюся в него панику. Так действует стакан воды в летний зной. Воспоминание о воде побудило жажду, в горле пересохло, в то время как на лбу выступила испарина, — Если я для тебя Малой, ты для меня Шрам.

— Молодёжь совсем оборзела.

— Откуда он у вас? Шрам?

Макс сделал очередной рывок, и руки вдруг по локоть провалились в пустоту. Пол, казавшийся парню едва ли не монолитным, распался на мелкие камушки. Макс никогда ещё не слышал ничего оглушительнее этого шороха в темноте, этого монотонного перестука, звука падения в неизвестность.

Пол под грудью исчез, секунду он ещё пытался за что-то зацепиться. А потом упал, с отчаянным тонким криком.

В животе словно образовалась дыра страха. Бесконечный миг падения и удар. Он упал в воду плашмя. В ледяную, по жёсткости не уступающую каменной плите. Крик, как отрезало, воздух вышел из лёгких. Сердце просто остановилось. Замерло не в состоянии ударить вновь. Он даже успел подумать, что это всё, и самое удивительное мысль не принесла ни неприятия, ни отторжения, только облегчение.

Ноги коснулись дна. И сердце забилось вновь. Первый удар неровный и какой-то отчаянный, второй — судорожный и рваный, и остальные — быстрые ритмичные, наскакивающие друг на друга. Макс хлебнул воды, закашлялся, рванулся вверх отталкиваясь от дна, и … обнаружил, что вполне может стоять. Ледяное море, как ему показалось с перепугу, плескалось на уровне груди.

Он выдохнул и его тут же вырвало. Одно хорошо, жажда его больше не беспокоила. Он уцепился рукой за стену и на миг отрешился от происходящего. От головокружения, боли в теле и обжигающем нутро дыхании, от всего.

— Что совсем плохой, чернорубашечник?

Макс дёрнулся, будто его ударили. Парня окатил такой холод, по сравнению с которым ледяная вода вокруг показалась парным молоком. Он медленно словно у него одеревенела шея повернул голову.

Он стоял там, у противоположной стены, именно такой, каким его запомнил Грошев. Высокий, но с годами приобретший грузность, с лысой головой так похожий на яйцо, и выпуклым рядом складок на лбу. Тёмные, почти чёрные глаза смотрели как всегда с пренебрежением.

— Не ждал? Думал, убьёшь и больше не увидишь? — в правой руке мужчины был зажат фонарь, который без всяких проблем горел под водой, посылая качающийся и расплывчатый луч света сквозь водяную муть.

— Я не убивал тебя, — хрипло ответил парень, и едва слышным шёпотом добавил, — Отец.

Одетый в коричневую рубашку мужчина улыбнулся, демонстрируя щель между зубами.

Послышался нарастающий шум, так похожий на шорох шин по асфальту, и под матерный аккомпанемент в воду рухнул Раимов. Макса окатило с головы до ног, а когда он проморгался, отца на прежнем месте не было.

— Вы же… ты же не хотел лезть в узкий ход? — спросил Грош, глядя как Тилиф отплёвывается, кособоко прислонившись к стене и снимая вес с раненой ноги.

— Скажем так… кха — кха, — он встряхнул головой, — Пяти минут в одиночестве хватило, чтобы понять, подыхать в одиночестве у меня нет ни малейшего желания. Предпочитаю компанию. Тем более ты так предусмотрительно расширил ход, — он сплюнул и улыбнулся.

На Макса снова накатила застарелая вонь, хвост Шрама держался неподалёку.

— На что мы променяли нашу маленькую сухую пещерку. Н-да, не Импер — отель. И выхода по сложившейся традиции не предусмотрено? — он качнулся и по лицу Шрама пробежала судорога боли.

— Нога? — спросил Грош, осматривая стены.

— Перелом без смещения. Был. Теперь я кажется заработал бонус, — Тилиф едва не упал, начав двигаться тяжёлыми рваными прыжками.

— Я спросил про шрам? — после минутного и сосредоточенного изучения темнеющего от плескающейся влаги камня, сказал Грошев.

Молчание действовало угнетающе. Порода здесь была более гладкой чем в верхней пещере, пока он не видел ни трещин ни выбоин, ни дыр. Сюда бы Игрока, он бы сразу пояснил чем им грозит такое изменение плотности. Макс был бы бесконечно рад видеть рядом друга, и вместе с тем отчаянно надеялся, что тот выбрался.

— А я не ответил, Малой. Раньше ты не был столь толстокожим, — Раимов, осматривая противоположную часть пещеры, отдалился от Гроша.

— Он не в курсе, что ты туповат? — спросил Грошев — старший поднимая фонарь.

Луч света ударил Максу по глазам, и парень заслонил рукой глаза. Вларон рассмеялся.

— Малой? — в голоса Шрама слышалась тревога, не озабоченность и беспокойство, а опасение, так разговаривают с опасным психом.

— Призрак, — нашёл в себе силы ответить парень хотя каждая мышца, каждая связка казалось оледенела, — Просто очередной мертвец.

Чужой луч света скользнул по его лицу Тилифа, тот даже не моргнул. И это было неправильно. Мёртвые могли брать и пользоваться предметами, могли касаться любой неживой материи, но при одном условии. Только после того, как они истратили энергию на материализацию и обзавелись условным телом. Но тогда Тилиф увидел бы мёртвого. Его увидел бы любой. Тело есть тело, будь оно условным, как у призраков, или настоящим, как у людей. А фонарь? Ни разу Макс не слышал о том, что блуждающий сделал предмет невидимым.