Аня Сокол - Первый ученик (СИ)

— Не разочаруй меня, парень, — прошептал он, и отступил в сторону.

Макс поднял глаза, чувствуя, как ледяная рука страха касается позвоночника. Напротив стояли двое с винтовками. Мысли разом исчезли, ни одна не задержалась. Затвор клацнул уже по-настоящему.

Первый выстрел, и первая алая роза расцвела на груди Игрока. Вторая на его собственной. Грош услышал хрип, а потом звуки перестали иметь значение. Ощущение было такое, словно его лягнула лошадь. Парень понятия не имел, каково это, но представлял удар копытом именно так. Следующая вошла под ребра. Странно, но он думал, будет больнее. А это вполне можно было терпеть. Правда, наверное, недолго.

Кто-то закричал. Он едва узнал голос Лисы, в этом тягучем беспомощном вое. Грошев ощутил третий удар, чуть ниже ключицы, и удивился что все еще может чувствовать. Он подался назад и понял, что падает. Переваливается через перила и летит.

Упругий ветер ударил в лицо. Макс рухнулл в бездну, у которой казалось нет дна. Но полет прекратился намного раньше, чем он мог надеяться. Многим последние минуты кажутся бесконечными, они даже успевают вспомнить прошлое и переосмыслить его. То ли жизнь у Гроша была короткая, то ли переосмысления не требовала, но все закончилось быстро.

Рывок и парень — заорал от боли. Ему показалось, что кто-то вытащил из спины позвоночник. Парня потащило в сторону и ударило обо что-то. Макс понял, что, зажмурившись, продолжает орать, и закрыл рот, стараясь просто дышать, сосредоточившись на простом и повседневном действии. Вдох — выдох.

— … ать… да нах… шоб вам!

Он открыл глаза. Мертвые так не матерятся. Или Леха будет первым. Перед лицом подрагивала деревянная балка. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы понять, дергается не темное дерево, а он сам. Парень болтался под настилом площадки, как елочная игрушка на веревочке. Грошев обхватил бревно руками и огляделся. Игрок держался соседнюю опору. К его ремню со спины был прикреплен страховочный трос. Другой конец был перекинут через балку над их головами.

Грош заставил себя коснуться влажного пятна на груди, ожидая взрыва боли, который отправит его в небытие. Но ничего не произошло. Да боль была, примерно как от свежего синяка. Он поднес к глазам пальцы, понюхал, мотнул головой и вытер руку о майку.

Игрок повторил его действия и уже открыл рот, чтобы прошепелявить очередную глупость. Макс уловил краем глаза движение и встретился взглядом с мужчиной в серой форме. Солдат прижал палец к губам, а потом указал вниз. Там на далеком склоне лежали два тела, одной в черной форме, другое — в джинсах и футболке. Боец шевельнулся и Грошев услышал знакомое клацанье, он держался на таких же страховочных тросах, что и студенты. Макс понял, что сделали ребята Цаплина, закрепляя карабин на его ремне. Убили его, не убивая.

Кровь, которой заляпали их одежду, была лишь видимостью, имитацией с резким химическим запахом.

Над головой продолжали раздаваться крики. Плакала не только Настя, тонкий, полный отчаяния писк, который уносил ветер, принадлежал Наташке. Игрок вздрогнул, и солдат снова прижал палец к губам, подкрепляя приказ пистолетом, направленным в их сторону.

«Не подведи меня, парень» — сказал Цаплин. Чертов Цаплин.

Леха отпустил балку, качнувшись на тросе, зацепился за следующую. Солдат нахмурился, качнув дулом. Игрок показал ему неприличный жест, и снова оттолкнувшись, припал к неровной каменной стене склона. Секундой позже пустой карабин глухо стукнулся об опорную балку, на которой была закреплена веревка.

Вопросы были излишни. Макс заставил руки разжаться и, отпрянув от бревна, последовал за другом. Краткий миг полета над пропастью, ветер снизу вверх, боль в спине. В животе собрался комок пустоты, а через миг он тоже уцепился за камень.

— Штреляй, если хочешь, — одними губами прошептал Игроков.

Солдат проводит взглядом второй ставший бесполезным карабин. Трос Макса повис в пустоте.

Больше Грош не оборачивался. Если их на самом деле хотели убить, сделали бы это куда проще, и внизу лежали бы настоящие тела.

Спуск был долгим. Пальцы заледенели, кожа на руках лопнула. Макс еще не раз пожалел, что не остался под скрипучей площадкой в компании солдата. Да, они оба пожалели.

Ночью пошел дождь. Он тихо шуршал по шиферной крыше. Сон не шел, слово за ночь, проведенную в доме художника, Макс выспался на несколько дней вперед. Вокруг старой керосиновой лампы, найденной Игроком в сарае, порхала, невесть как залетевшая в дом бабочка.

Хутор Иша все еще стоял пустым. Даже если на бумаге хозяйство успело обзавестись новыми хозяином, сюда тот пока не добрался. Леха тасовал колоду засаленных карт. Картонные прямоугольники то и дело выскакивали из сбитых пальцев и разлетались по полосатому матрасу. Не имея ни малейшего желания занимать спальню хозяина, они вытащили из кладовки пару тюфяков и бросили на пол. Зажгли керосинку, но заснуть не смогли.

За окнами шевелилась темнота, барабанная дробь дождя, скрип стен, и иллюзия, будто остального мира не существует.

Грошев положил перед собой телефон Корсаковой и табличку мертвого Куратора. Он взял аппарат, вбил фамилию, и запустил поиск. Шкала приема показывала одно неуверенное деление. Всего одно. Индикатор загрузки оббежал круг, потом второй, пятый, тринадцатый.

— Што ищешь? — спросил Игрок.

— Цаплина.

— Думаешь о нем пишут сощинение в шхоле?

— Что-то вроде того, — Макс сбросил поиск и уронил телефон обратно на матрас. — Слишком все сложно, слишком неправильно. Контрабандисты перевозят камни через границу, — он взял в руки табличку, — И это длится годами, если не десятилетиями. Следаки из Шоромы разгадали шифр. Да что там, его даже Марья Курусовна разгадала, — парень провел пальцем по выбитому номеру, — И каков итог?

— И какоф?

— Никакого. Тишина. Ни арестов, ни статей в газетах, ни орденов генералам, ни разжалований солдатам. Ничего. И даже эти из Шоромы куда-то пропали со своей картой. Вопрос — кто за этим стоит? Кто может быть настолько влиятелен, что не ходит даже слухов?

— Нефедыч?

— Вряд ли такое проворачивали под носом у куратора Инатара без его ведома. Но думаю, что за этим стоит кто-то покрупнее. Слишком все гладко, слишком усердно все делают вид, что ничего не происходит.

— Шаплин?

— Или кто-то еще ближе к острову Имератора.

— И слышать об этом не хощу, — карты в очередной раз посыпались из его пальцев.

Друг взял стоящую на полу бутылку воды, достал из кармана блестящий блистер, найденный в аптечке бывшего хозяина хутора, и швырнул в рот две белые таблетки.

— Не переусердствуй.

— Аха, теперь хоть говорить моху. Пощти.

— Сильно болит?

— Не, — Леха коснулся скулы, — Уше нет. Нащисто выбили, с осхолками я бы уше выл на луну, — он отставил бутылку, и спросил, — Камень у тебя?