Эми Эвинг - Драгоценность

Она в последний раз окидывает меня оценивающим взглядом, разглаживает несуществующие морщинки на моем платье, после чего пропускает меня в небольшой кабинет, похожий на библиотеку. В камине потрескивает огонь. Герцогиня сидит в кресле перед камином, потягивая янтарный напиток из хрустального бокала. На ней бледно-голубое платье из мерцающей ткани, и кажется, будто дрожит вода, вплетенная в шелк. Когда я вхожу, она поднимает глаза и улыбается.

– Добрый вечер.

– Добрый вечер, моя госпожа.

Она встает и подходит ко мне. Я инстинктивно напрягаюсь. Ее улыбка становится шире.

– Нет, я не ударю тебя снова. – Она протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. Ее кисть прохладная и сухая. Я снова замечаю странное выражение ее лица, в котором сквозит надежда. – По прошлому опыту я знаю, что лучше начинать с кнута, а не с пряника. Мне ведь не нужен еще один Гарнет, верно, Кора?

– Верно, моя госпожа, – подтверждает Кора.

– Я тогда была рабой моды, – произносит герцогиня со вздохом. – Больше я такой ошибки не повторю.

Открывается другая дверь, и входит старик в полосатых брюках и черном фраке. Я слышу тихий гул голосов, доносящийся из комнаты за его спиной.

– Все ваши гости здесь, моя госпожа, – говорит он сиплым голосом. – Курфюрстина наконец пожаловала.

– Спасибо, Джеймс, – говорит герцогиня. – Я скоро выйду к ним.

Старик снова кланяется и закрывает за собой дверь.

– Этот ужин – дань традиции. – Герцогиня поворачивается ко мне. – В этот вечер такие ужины устраивают во всех домах Жемчужины и Банка. Для самых близких друзей, – ее рот кривится, когда она произносит эти слова, – и вновь приобретенных суррогатов. Так что мы можем увидеть, кто кого купил. – Она делает паузу и проходит мимо меня, чтобы поставить бокал на низкий столик. Когда она поворачивается, ее глаза полыхают черным огнем. – Тебе запрещено разговаривать. Ты не можешь съесть больше от каждого блюда, чем я. И ты не должна общаться с другими суррогатами. Это понятно?

Я сглатываю.

– Да, моя госпожа.

Неестественно теплая улыбка возвращается на ее лицо.

– Хорошо. Докажи, что тебе можно доверять, и будешь вознаграждена. Нарушишь любое из этих правил, и я буду очень разочарована. Не думаю, что тебе захочется стать жертвой моего разочарования.

Холодок пробегает по моей коже, так что даже волоски на руках встают дыбом.

– А теперь, – радостно объявляет герцогиня, – поприветствуем наших гостей.

Кора открывает дверь, за которой исчез старик Джеймс, и я следую за герцогиней в столовую.

Огромный зал, похожий на пещеру, утопает в свечах. Они расставлены повсюду, а под потолком полыхает огнями и сочится воском массивная люстра. Канделябры стоят рядами и на дубовом обеденном столе. Свет отражается от стен, оклеенных темно-бордовыми обоями, и мебели из темного дерева, отполированной до ярчайшего блеска. Витиеватые цветочные композиции, разбросанные между свечами, выделяют легкий, приятный аромат. Но все это я замечаю только боковым зрением. Мое внимание приковано к лицу Рейвен.

Рейвен!

Невероятным усилием воли я сдерживаю порыв броситься к ней через всю комнату и крепко обнять. Она одета в платье-кимоно, похожее на то, в котором я видела ее в последний раз, но макияж и прическа гораздо более сдержанные, и она по-настоящему красива. Мне становится нехорошо, когда я вижу, кто стоит рядом с ней. Это мясистая женщина с Аукциона, та самая, с жестокими глазами. Ее необъятная фигура обтянута темно-серым платьем, каштановые волосы уложены в пучок нелепой квадратной формы. Она увлечена беседой с миниатюрной дамой, и, когда они обе поворачиваются к нам, я вижу, что это Курфюрстина. Она выглядит на удивление молодо, а ее платье поражает ярким, почти вызывающим, оттенком розового.

И у нее за спиной стоит – такая маленькая, что ее едва видно, – Далия.

Она уже не та, что была в комнате ожидания. Золотистое платье сложной драпировкой обвивает ее худенькую фигурку, ярко-рыжие локоны уложены в высокую прическу. Все это ей совсем не идет, и она выглядит старше своих лет, напоминая девочку, нарядившуюся в мамино платье. Мне почему-то кажется, что в простеньком сарафане она была гораздо милее.

– Добрый вечер, дамы. – Герцогиня просит внимания. Нас пять пар, включая и меня с герцогиней. Среди суррогатов я узнаю «львицу» и «торт-мороженое».

Тяжело смотреть на девочек. Очевидно, всем нам даны одни и те же инструкции – никакого общения друг с другом, – и мы пытаемся их соблюдать, правда, не совсем успешно. Я не могу скрыть улыбку, переглядываясь с Рейвен, а она не скрывает разочарования от невозможности поговорить со мной. Далия смотрит на меня с надеждой и волнением. Львица косится на нас с подозрением.

– Ваша королевская милость, – обращается герцогиня к Курфюрстине, – для меня большая честь, что вы решили посетить мой скромный ужин. Я знаю, у вас было много приглашений.

С этими словами герцогиня делает низкий реверанс. Другие дамы следуют ее примеру, опускаясь чуть ли не до самого пола, утопая в своих пышных юбках. С некоторым опозданием, мы тоже приседаем. Но только «львица» и «торт-мороженое» делают реверанс по правилам. Я никогда не преуспевала в этикете и сейчас слегка покачиваюсь, но все равно я само изящество в сравнении с Рейвен. Наблюдая за выражением ее лица, когда она пытается присесть в своем кимоно, я корчусь от смеха. Приходится до боли закусить губу, чтобы не расхохотаться вслух.

– Мне очень приятно, – отвечает Курфюрстина. Голос у нее такой же детский, как и личико. – Я не могла пропустить ужин с дамами из четырех старейших домов. Может быть, пройдем к столу?

Недовольство вспыхивает на лице герцогини, но его тут же сменяет маска радушия.

– Конечно, – говорит она, жестом приглашая всех сесть. Стулья расставлены парами, в которых один большой, с изогнутыми деревянными подлокотниками, а другой – обычный, с прямой спинкой. Лакеи, все это время стоявшие молчаливыми статуями вдоль стен, оживают и торопятся отодвинуть дамам стулья. Я сажусь и с ужасом оглядываю многочисленные столовые приборы, выложенные у моей тарелки; я, конечно, учила, для чего предназначена та или иная вилка и ложка, но сейчас все вылетело из головы, и я не могу вспомнить, что к чему. Я перевожу взгляд на Рейвен, которая, кажется, озадачена не меньше моего.

Отвлекаясь от приборов, я изучаю женщин… хозяек четырех домов-основателей. Эти дамы – потомки семей, которые основали Одинокий город. Совершенно очевидно, что одна из них – герцогиня дома Озера. Я помню, что символом еще одного дома был цветок.

– Должна признаться, Пёрл, я удивлена, что мы вообще здесь собрались, – говорит герцогине хозяйка Рейвен. – Когда в последний раз ты покупала суррогата?