Лорен Оливер - Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс (сборник)

Еще только начало двенадцатого, но уже стоит влажная жара. Даже чайки летают еле-еле: они почти неподвижно парят в безоблачном небе, словно подвешенные в жидкой синеве. Когда я покидаю Вест-Энд с его укрытием древних дубов и тенистыми, узкими улочками, солнце жарит просто невыносимо. Оно становится жгучим и безжалостным, как будто над Портлендом установили огромные стеклянные линзы.

Я нарочно делаю крюк и проезжаю мимо Губернатора — старинной статуи, которая возвышается посреди мощенной булыжником площади. Она находится возле Портлендского университета, куда осенью пойдет Лина. Мы регулярно бегали вместе мимо Губернатора и обзавелись привычкой хлопать его по вытянутой руке. При этом я всегда загадываю желание, и сейчас я тоже легонько скольжу пальцем ноги по постаменту — на удачу. «Я хочу», — думаю я, но не заканчиваю мысль. Не знаю, чего именно я жажду: опасности или безопасности, чтобы все изменилось или осталось так, как есть.

Дорога занимает у меня больше времени, чем обычно. На Конгресс-стрит сломался грузовик, и полиция направляет водителей на Честнут и в объезд Камберленда. С меня градом льет пот, и я торможу в паре кварталов от дома Лины, чтобы попить из фонтанчика для питья и умыться. Неподалеку расположена автобусная остановка с табличкой, предупреждающей о комендантском часе. «С понедельника по пятницу — 21.00, суббота и воскресенье — 21.30». Я наклоняюсь, чтобы привязать велосипед цепочкой, и замечаю, что изнутри грязное стекло остановки оклеено объявлениями. Они одинаковые — герб Портленда, а под ним черные строчки:

…

«Безопасность каждого — всеобщий долг.

Держите глаза и уши открытыми.

Сообщайте обо всей подозрительной деятельности.

В департамент обеззараживания и безопасности.

Увидел что-то — скажи.

* 500 $ вознаграждения за сообщение о незаконной или несанкционированной деятельности».

Я замираю на месте. Местные постоянно сообщают о подозрительном поведении, но о награде никогда не шло никакой речи. Это сильно усложняет положение. Теперь проблем точно не оберешься. В наше время пятьсот долларов — это целая куча денег, многие столько не зарабатывают за неделю.

Хлопает дверь, и я подскакиваю, чуть не опрокинув велосипед. Надо же: оказывается, объявлениями оклеена вся улица! Они развешаны на воротах и на почтовых ящиках, налеплены на искореженных фонарях и на металлических мусорных баках.

Я замечаю какое-то движение на крыльце дома Лины. Там действительно появляется она, в большой безразмерной футболке из магазинчика ее дяди. Должно быть, собралась на работу. Лина внимательно осматривает окрестности. Мне чудится, что ее взгляд скользит по мне, и я нерешительно поднимаю руку, но она отворачивается в другую сторону.

Я уже готова окликнуть ее, но вдруг по цементным ступеням крыльца слетает двоюродная сестра Лины Грейс. Лина смеется и тянется к ней. Она счастливая и беззаботная. Внезапно меня охватывают сомнения: возможно, Лина вовсе не скучает по мне. Наверное, она не вспоминает обо мне.

В конце концов она даже мне не звонила.

Лина шагает прочь по улице, Грейс беззаботно скачет рядом с ней. Я разворачиваюсь и отцепляю велосипед. Мне не терпится убраться отсюда восвояси. Не хочу, чтобы Лина меня засекла. Поднимается ветер, он шелестит листками с призывами к безопасности. Объявления поднимаются и опускаются в унисон, как будто сотни людей машут белыми носовыми платочками. Они словно прощаются со мной.

Предупреждения оказываются лишь началом. Теперь я повсюду натыкаюсь на регуляторов. Их гораздо больше, чем обычно. А еще множатся разные слухи насчет очередного рейда. Миссис Харгроув, которая зашла вернуть шарф, забытый моей матерью, не подтверждает и не опровергает их. Мэр Харгроув настаивает — и по телевизору, и когда мы снова ужинаем вместе с их семьей в гольф-клубе, — что болезнь полностью искоренили. Но регуляторы, предложения о вознаграждении говорят иное.

И ничего не известно насчет андеграундного сборища. Каждое утро я замазываю пятно дьявола у себя на шее консилером. Наконец оно исчезает, а я испытываю облегчение, смешанное с печалью. Стив Хилт пропал. Его нет ни на пляже, ни в Бэк-Коув, ни в Старом порту. Анжелика отдалилась и держится настороженно. Однако она ухитряется тайком передать мне записку о том, что родители держат ее под присмотром после того, как Сара Стерлинг подхватила делирию.

Фред предлагает мне сыграть в гольф. Я не разбираюсь в правилах, поэтому просто сопровождаю его, пока он проводит безукоризненную партию. Он очарователен и любезен и честно старается делать вид, будто ему интересно мое мнение. Люди оборачиваются посмотреть на нас, когда мы проходим мимо. Фред же местная знаменитость. Мужчины сердечно приветствуют его, осведомляются об отце, поздравляют с получением пары, но никто и словечка не говорит про его первую жену. Женщины пялятся на меня с откровенной и неприкрытой неприязнью.

Я счастливица.

Я задыхаюсь.

Регуляторы заполонили улицы.

Лины нигде нет.

Но однажды жарким вечером в конце июля она все-таки появляется. Лина проносится по улице, уставившись на асфальт. Мне приходится трижды окликнуть ее, прежде чем она тормозит. Она останавливается на склоне с абсолютно непроницаемым видом. Я рысцой бегу наверх.

— Ты чего? — слегка запыхавшись, говорю я. — Ты меня вообще не замечаешь?

Я хочу, чтобы мой вопрос прозвучал шутливо, но он превращается в обвинение.

Лина хмурится.

— Я тебя не видела, — бормочет она.

Поверить бы ей! Я отвожу взгляд, прикусив губу. Мне кажется, что я сейчас расплачусь посреди тающей предвечерней мглы, когда город раскинулся за Манджой-Хилл, словно мираж. Мне не терпится спросить Лину, где она была, и признаться, как я скучала без нее.

Но у меня вырывается:

— Почему ты мне не перезвонила?

А Лина в ту же секунду выпаливает:

— Мне предложили пары.

Ее ответ застает меня врасплох. Странно, что после стольких дней внезапного и необъяснимого молчания Лина первым делом сообщает мне именно об этом. Я проглатываю все, что собиралась сказать ей, и вежливо, без интереса отзываюсь:

— Ну и как, выбрала?

— Ты звонила? — переспрашивает Лина.

Мы снова говорим одновременно.

Лина искренне удивлена. С другой стороны, ее всегда трудно понять. Ее истинные чувства и мысли глубоко спрятаны.

— Я оставляла тебе три смс, — отвечаю я.

— Я не получала никаких сообщений, — тараторит Лина.

А может, она врет. Ведь Лина и раньше настаивала, что после исцеления мы не будем друзьями — изменятся и наши жизни, и круг общения. Вероятно, она решила сама сделать первый шаг.