Екатерина Коути - Страшный дар

Если согласится.

Она любит его всего, человека и эльфа, но сможет ли принять его калекой, что отсек темную сторону своей души?

«Я ошибался, она не любила меня всего. Только ту часть, которую я возненавидел. Стряхнув с себя волшебство, я стал ей неинтересен. И легок был ее выбор».

– Мистер Линден!

Очнувшись, он посмотрел перед собой и не сразу увидел Агнесс, которая уже отложила рукоделие и ерзала на бархатном сиденье.

– Мы приехали, сэр, – сказала она.

Ронан выскочил из дорожного сундука, привязанного к запяткам, как только карета замедлила ход. А когда она окончательно остановилась, он уже притаился в кустах, массируя затекшие ноги и радуясь своей предусмотрительности. Спрятаться в пустом сундуке ему предложила Нест, после того как их планы внезапно изменились. Дядюшке она сказала, что захватила с собой смену платья на случай, если загостится у мистера Ханта. Вдруг особняк ей настолько приглянется, что не захочется уезжать? После таких заявлений Ронан мог без опаски отсиживаться в сундуке. Не будет ведь джентльмен шуровать в чужом белье?

Но господин пастор, оказывается, не так-то прост. Первым вышел из кареты, но, прежде чем подать Нест руку, сунулся к сундуку и тщательно изучил его содержимое. Что за дьявольщина? Как он догадался? Воздух в тесной коробке был спертым, дышать приходилось сквозь узкую щелочку, но неужели своим сопением Ронан отвлек святошу от мыслей о духовном? Быть того не может! И тут сердце Ронана так подпрыгнуло, что чуть в гортани не застряло: пастор пошарил в сундуке и ухмыльнулся гадко, вроде как торжествующе. Этого еще не хватало. Впервые Ронан пожалел, что не был законченным трусом, а то струхнул бы как следует и просидел бы всю дорогу холодный, как снеговик. Разве нащупал бы пастор насиженное место? А сейчас, того и гляди, пойдет рыскать по кустам, чтобы найти злоумышленника и вытрясти с него хоть пару шиллингов за проезд. Святоши своего не упустят, это как пить дать.

Рядом с дядюшкой забегала Нест, причитая, что нельзя так долго мешкать у ворот. Ей не терпится исследовать свое будущее семейное гнездышко, оценить каждую его веточку, удостовериться, что дно устлано мягким и добротным мхом. Растянувшись за кустами, Ронан злорадно пронаблюдал, как погрустнел пастор – такая добыча из рук уплывает! – но если Нест вбила что-то себе в голову, ее не переупрямишь. Пришлось ему припустить вслед за ней.

Правда, перед тем как войти в ворота, дядюшка такой фортель выкинул, что Нест чуть не запнулась. Сказал, что если она хоть раз назовет его по христианскому имени, он сразу за ней придет. Так и заявил: «Если ты всего-навсего позовешь: «Джеймс», я буду тут как тут. Имей это в виду». А когда Нест уточнила, услышит ли он ее с другого этажа, пастор ответствовал, что услышит ее из другого графства. От неожиданности Нест рот разинула, и Ронан умилился ее наивности.

Он-то отлично знал, что у священников слух острее бритвы. Вот в церкви у тетушки Джин проповедник был такой лютый, что сразу звал дьякона, стоило какому-нибудь мальчишке чихнуть во время службы. Вернее, не какому-нибудь, а тому самому, за которым отец просил приглядывать с особой строгостью. Ласково взяв нарушителя за ухо, дьякон выводил его на крыльцо и вразумлял, после чего неподвижно усидеть на скамье становилось еще труднее.

Пусть Агнесс не удивляется, что пастор пригрозил из-под земли ее достать, стоит ей допустить фамильярность. С него станется.

Подождав, пока карета прогромыхает в хозяйственные ворота, Ронан осторожно прокрался вслед. Хозяйственный двор пустовал, лишь кое-где валялась солома и дымился свежий навоз. Ни собак, ни молодчиков с ружьями, ни одного завалящего капкана. Забирай что хочешь. Ронан не знал, радоваться ли ему или есть себя поедом за нерешительность, ведь он мог дюжину раз наведаться в дом и, обыскав его по дюйму, прихватить ларчик. Сейчас они с Нест сидели бы в пещере и перечитывали завещание, в котором упомянута матушка. А на печати был бы герб, потому что матушка из знатного рода. И ее родственники-пэры добились бы для нее развода с мужем.

Но теперь счастливый конец отодвигался на неопределенное будущее. А все потому, что он, Ронан, законченный трус и размазня.

Пригибаясь пониже, он добежал до колодца и перевел дыхание.

Куда теперь?

Проникнуть в дом можно было разными путями, но Ронан отверг их один за другим. Взять хоть черный ход: он вел из судомойни в кухню, откуда можно проскользнуть в коридор… Но даже это показалось Ронану не слишком разумным действом. Какой гвалт поднимет кухарка, если в кухне появится незнакомый парнишка, да еще такой растрепанный и с диким взглядом! Не раздумывая окатит кипятком. А уж если признает в нем хозяйского сына, который, по версии мистера Ханта, уж месяц как попотчевал собой гадов морских, от ее визга стекла полопаются. Это только воскресшего Лазаря встречали умиленными слезами. В наши дни ожившие мертвецы вряд ли могут рассчитывать на столь теплый прием. А хлебной лопатой по лбу схлопотать – совсем другой разговор.

Только один маршрут показался Ронану подходящим: прошмыгнуть по проходу между судомойней и угольным сараем и выскочить в сад, а там уже проползти под окнами западного фасада и протиснуться в дверцу между столовой и гостиной. Если, конечно, она не заперта.

А если заперта, придется все-таки кухню штурмовать.

Ронан высунулся из-за колодца и тут же втянул голову, потому что из конюшни вышел пасторский конюх, приглаживая рыжие вихры. Ронан сразу же прикинул, сможет ли вздуть его, если он сунется испить колодезной водицы. После долгого сидения в сундуке хотелось немного размяться. И вообще, чего этот парень околачивается возле Нест? Наверняка у него хватило наглости в нее влюбиться, потому что каким же ослом надо быть, чтобы в нее не влюбиться, если она такая красивая? Парнишка выходил наглецом так и эдак.

Конюх не стал сворачивать к колодцу, а направился прямиком в кухню, откуда доносилась предобеденная увертюра: бульканье, шипение, пронзительный скрип вертела, ругань кухарки да скулеж девчонки-судомойки, схлопотавшей оплеуху за плохо начищенный поддон для пудинга.

– Эй, парень! – Из двери высунулась рябая служанка в сбившемся набок чепце. – Вот тебе ведро, давай-ка принеси угля.

Конюх огорченно сплюнул.

– Может, вы мне хоть напиться дадите? Почитай, пять часов в дороге тряслись. И что у вас, окромя меня, некому ведра тягать?

– Как же, была с утра прорва народа. И констебль каждый день захаживал. С месяц тут околачивались, а уж насвинячили как! Золу хоть тачками вывози!

– Во-от! – обрадовался паренек. – Пускай они вам уголь носют, а мне дайте поживиться, чем не жалко.