Марина Ефимова - Влюбленный призрак

Однажды страшная женщина, держащая себя как богиня, подарила ему кольцо, и с тех пор его жизнь походила на кромешный ад. Он везде видел демонов – тени, спрятанные в людских сердцах. Никто не догадывался об их существовании, но он прозрел, а потому умел различать дьявольские печати в лицах.

Иногда тени вырывались на свободу, заставляя истерзанные человеческие души вопить от боли. Пространство наполнялось живыми угольно-черными клоками тьмы…

Он ощущал их присутствие даже на расстоянии и боялся выйти на улицу. В конце концов страх превратил его в затворника.

Когда-то он был художником. Вероятно, неплохим – его ценили. Но после «прозрения» он никому не показывал больше свои картины. Страшные полотна открывали истинные обличия людей, обезображенные тенями. Он рисовал случайных встречных, знакомых, друзей и даже близких. Временами его охватывала ненависть к самому себе за то, что он больше не видел людские лица.

Он сходил с ума. Невозможно оставаться нормальным, когда мир вокруг походит на фильм ужасов! Лихорадочные попытки бороться с безумием ни к чему не приводили. Он глотал горстями таблетки. Сначала успокоительные пилюли затирали остроту восприятия и отгораживали его от теней, но очень скоро их действие ослабело. Тени стремительно разрушали его жизнь.

Он много раз возвращался в дом, похожий на белый куб, и просил избавить его от проклятья, умолял снять кольцо. Однако она смеялась ему в лицо и выгоняла. Душа женщины, полная теней, светилась от счастья, когда он сходил с ума и разрушал себя.

Сейчас он снова стоял на пороге дома, где она жила…

Октябрь выдался удивительный. В прохладном воздухе витала острая горчинка, ощущался аромат сухой опавшей листвы. По улицам тихо и уверенно, как кошка, шла осень. Небо было высоким, прозрачно-голубым. Однако солнце с каждым днем остывало все больше, и город мало-помалу смирялся с приближением неизбежных холодов.

Осеннее настроение добавляло товарам, продававшимся на блошином рынке, – расписной посуде, платкам, советским шапкам-ушанкам, – особенный шарм. Бойкая торговля всякой всячиной велась в исторической части города, рядом с допетровским кремлем с белыми стенами, превращенным в туристический развлекательный центр.

Мне всегда казалось, что разглядеть в откровенном хламе какую-либо ценность способны лишь истинные знатоки или всезнающие коллекционеры-любители. Моя младшая сестра Анечка, студентка Строгановского училища, как раз относилась к последней категории. Подобно гоголевскому помещику Плюшкину, она потихоньку тащила в дом всевозможную рухлядь и бережно припрятывала в своей сокровищнице – маленькой кладовке у кухни, где я когда-то мечтала организовать гардеробную.

Прогулка по блошиному рынку в поисках винтажной побрякушки в подарок сестре, как ни странно, доставляла мне удовольствие. Было интересно толкаться в сутолоке у стилизованных торговых палаток и рассматривать всевозможный хлам. Раньше я и представить не могла, какую ерунду сбывали торговцы старьем!

– Журнал «Крестьянка» за восемьдесят второй!

Газетчик почти в нос ткнул мне потрепанное, пожелтевшее издание. От неожиданности я громко чихнула и тихонечко отошла от пыльного прилавка.

Надо признаться, что кое-что в блошином рынке меня все-таки раздражало: прогорклый запах ветоши и неимоверная глупость людей, готовых за возмутительные деньги приобретать газеты тридцатилетней давности.

Знать бы раньше, что подобный хлам является ценностью, – ни один пыльный журнал «Смена», хранившийся на антресолях в бывшей теткиной квартире, не оказался бы в мусорном контейнере. Я бы приберегла макулатуру, а потом спустила с молотка на известном интернет-аукционе. Собственная расточительность вызвала во мне уныние.

Но вообще-то во мне жила уверенность, что определение «винтажный» специально придумали расчетливые торговцы, чтобы замаскировать некрасивое слово «старье». На блошином рынке старья имелось в избытке, так что я сломала голову: каким бы хламом осчастливить взбалмошную сестру?..

В сокровищнице Ани хранилось уже не менее трех десятков фигурок, фарфоровых кукол и прочей милой девичьему сердцу ерунды, так что статуэтки отпадали. Вслед за ними из списка подарков исчезли вещи, угрожающие чистоте дома, а значит, и моему спокойствию: сломанные печатные машинки, старые фоторамки, пыльные семейные фотоальбомы. Выбор пал на украшения: в них, в отличие от антиквариата, сестра разбиралась из рук вон плохо.

Повернув на торговую аллею, где продавали всевозможные побрякушки, я побрела между палатками. Взгляд остановился на лотке с бижутерией, на вид совершенной безвкусицей. Вдруг среди аляповатых серег, жемчужных бус и тяжелых перстней что-то блеснуло. Показалось, что зеркальный осколок отразил солнечный луч. Заинтересовавшись, я приблизилась к прилавку и заметила простенькое колечко с выгравированной на нем цепочкой необычных символов. В груде откровенных дешевок кольцо завораживало изяществом.

Меня точно кто-то подтолкнул в локоть, заставляя протянуть руку к украшению.

– Можно взглянуть? – не глядя на хозяйку товара, спросила я и осторожно взяла кольцо.

Находка оказалась удивительно легкой. Приблизив кольцо к глазам, я внимательно всмотрелась в незнакомые символы.

– Хороший выбор, – похвалила продавщица. – Это кольцо приносит счастье, защищает от порчи и злых духов.

– Злых духов, говорите? – машинально повторила я, не в силах оторваться от созерцания неведомых рун.

В голове зашумело, вокруг точно бы разнеслись едва слышные шепотки. На одно сумасшедшее мгновение показалось, что символы едва заметно задрожали…

Но тут в кармане плаща ожил мобильник. Громкое треньканье ворвалось в сознание и вывело меня из странного транса. Дернувшись всем телом, я точно проснулась и пробормотала:

– Извините.

На экране светилась скорбная надпись «Нерадивая фея», и спокойный выходной моментально утратил большую часть своего спокойствия.

Уже семь лет я работала организатором детских праздников в фирме «Волшебный ключик». В штате агентства состояло почти три десятка актеров, мнивших себя гениями театральных подмостков. Еще десяток сотрудников – менеджеры – не выдерживая взрывного характера шефа, менялись с такой частотой, что не всегда удавалось запомнить их лица. Неизменным оставались лишь Борис Иванович – босс, офисный тиран и личный психолог для штатных актеров, да я, не страдавшая депрессиями и при необходимости заменявшая «великих» лицедеев, когда те погружались в глубокую меланхолию и исчезали на пару недель.