Вероника Мелан - Чейзер (Chaser)

Почти десять вечера, на город опустилась ночь. На холме было тихо и хорошо, свежо после шумного задымленного стадиона. Перешептывалась листва кустов, звонко стрекотали не думающие ложиться спать сверчки, вдали, к западу, сверкали зарницы — молнии без грома. Вдалеке на горизонте собрались тучи, но сюда в этот час долетал лишь свежий ночной ветерок. Пахло росой.

Картошка ложилась в желудок прожеванной жареной горкой — тяжелой, но вкусной. Раз в полвека можно себе позволить вредную еду, тем более в такой хороший вечер — Лайза уминала ее на "ура". Когда дошло до пирожка, ослабевшие от непривычной нагрузки пальцы, выпустили упаковку, и пирожок соскользнул сначала на колени, а затем и на пол.

Лайза ойкнула и сделала виноватое лицо.

— Прости, пожалуйста.

— Ничего, все в порядке.

Чейзер нагнулся и поднял картонный треугольник с надкушенным тестом с половика. Сложил его в мешок для мусора.

— Купить тебе еще один?

— Не надо, я наелась. Только вот теперь мыть машину придется, да? Прости, я растяпа.

— Ты не растяпа и скоро сможешь все нормально держать. Не переживай. Я просто заеду в автомойку и закажу чистку салона. Делов-то. Так что можешь здесь все устряпать.

Протянув ей картофельный ломтик, Мак принялся жевать свой.

Лайза перекатывала между пальцами жирный, оставляющий на пальцах крошки соли кусочек, смотрела в окно и думала о том, что это здорово, когда человек не кричит по поводу появившегося на обшивке пятна, не зацикливается на стерильной чистоте, не орет за рассыпанные по полу крошки и понимает, что все можно исправить. А ведь машина дорогая — теоретически мог бы и заартачиться.

Над небоскребами вспыхнуло еще раз — горизонт прочертила ветвистая молния. Глухой раскат грома ветер донес почти через полминуты — непогода бушевала далеко отсюда.

— Знаешь, иногда ты почти нормальный. — Зачем она начала этот разговор? То ли расслабилась, то ли впала в философское настроение. — Вот такой, как сейчас.

— Что значит "нормальный"?

— Ну, спокойный, адекватный, ведущий себя здраво. Без странных действий.

— Как, например, утром?

Ни один из них до этого момента не возвращался к тому странному предрассветному визиту, когда на майке вдруг обнаружились прорези. Лайзе вспомнился запах скотча и пороха.

— Да. Как утром. Утром ты напугал меня, а сейчас с тобой спокойно. Ты бываешь странным, разным. Иногда мне кажется, что в твоей голове куча пустых коридоров и переходов, как в запутанном лабиринте. Никогда не знаешь, куда свернет твое сознание и что за этим последует.

Чейзер перестал жевать, сложил промасленные бумажки в мешок и спокойно слушал, глядя все на те же далекие всполохи.

— У нас у всех сознание с коридорами.

— Ну, у некоторых там один проход.

— До туалета?

Она не удержалась, прыснула в кулак.

— Не важно. В любом случае, есть люди, которых можно предсказать.

— Тебе такие люди не интересны.

Лайза нахмурилась — мысленно не желала соглашаться, но в этих словах была доля правды.

— Зато с такими не страшно.

— И не интересно.

Вот ведь упертый!

— Зато их не боишься!

— А тебе и меня не стоит бояться. — Чейзер повернулся и посмотрел на спутницу; на его лицо падал отсвет далеких огней Нордейла, мягко очерчивал контур щеки и квадратной челюсти. — Я тот, кто никогда не причинит тебе вреда. В отличие от всех остальных.

Она не смогла ответить — попросту не знала, верить или нет.

— Я могу шутить, провоцировать, ходить по грани, но никогда не причиню тебе ни вреда, ни боли, Лайза.

Слова маленькими искорками проникали внутрь — в груди делалось теплее. Как хорошо. Хорошо, что тебе не сделают больно, как это важно знать, понимать, чувствовать. Верить.

— Тогда зачем ты меня провоцируешь?!

Она скуксилась и стукнула его ладошкой по колену — в отместку за утренние переживания.

Мак рассмеялась.

— Глупая, неужели ты еще не поняла, что тебе нужен такой, как я? Где-то странный, где-то нормальный, способный быть разным, удивлять. В чем-то сдержанным, в чем-то абсолютно раскованным. У тебя очень высокая тяга к адреналину и склонность, хоть ты это и отрицаешь, к сумасшедшим необдуманным поступкам. С обычным парнем ты попросту зачахнешь — он не сможет ни разделить твои разнообразные интересы, ни понять в нужный момент, ни стерпеть капризы, ни обеспечить тебя требуемым набором чувств. Ты в этом плане очень требовательна, принцесса.

— А ты сможешь?

Спросила с вызовом и тут же пожалела. Зачем? Какое ей дело до ответа?

— Смогу. — Теперь Мак смотрел ей прямо в глаза. Смотрел в них долго и глубоко, заставив внутренне размякнуть. — Я. Смогу.

Она отвернулась. Вырвалась из непонятной ловушки, из омута, затягивающего все глубже.

Странный вечер: опутывающий мягким войлоком разговор, желание сделать шаг ближе к запретной черте, но к какой именно? Лайза чувствовала, что плывет в очаровании момента, когда ничего еще не ясно, но вот-вот может произойти что-то особенное.

Если она позволят. Если они позволят.

Аллертон еще какое-то время смотрел на нее — она чувствовала на себе его внимательный взгляд, — затем отвернулся. В открытое окно влетел пахнущий дождем ветер; громче зашептались кусты. Теперь повернулась и принялась рассматривать знакомый профиль она.

Красивый. Слишком красивый, на ее взгляд, мужчина. Дерзкий, мужественный, жесткий, с прожилками мягкости. Невероятно притягательный — хочется трогать его, мять, разобрать на части, посмотреть, что внутри, примерить к себе, а затем, убедившись, что все идеальное, собрать обратно в человеческий образ и зарыться в теплые ладони.

Нет, такому точно нельзя отдавать сердце, но вот все остальное…

Взгляд медленно переполз на его губы.

Губы… о, эти грешные губы; забывала ли она в последние дни о них хоть на минуту?..

Да, она сейчас решится, Лайза знала это. Шагнет за запретную черту. А как же еще? Прийти в шоколадный магазин и не попробовать ни одной конфеты, не открыть ни одной обертки, не надкусить ни одной вкусняшки?

Да, возможно, у них разные характеры. Возможно, они вообще нигде, кроме постели, не окажутся совместимы, но уйти из магазина с пустой сумкой? Нет уж, она попробует все, до чего дотянется: будет долго катать вкус сладости на языке, жевать мягкую карамель и смаковать орешки. Заляпает шоколадом все ладони и пальцы, а после будет долго их облизывать.

— Ты… — Слова вдруг застряли в горле, едва она решилась произнести рвущийся наружу вопрос. — Ты еще ни разу не целовал меня. Почему?

Он повернулся с тем едва заметным мерцающий блеском в глазах, какой иногда проявлялся во время излюбленных им провокаций. Лайзе показалось, что ее притянули магнитом и погрузили в невидимый шар, наэлектризованное поле, и она, хоть не последовало ни единого движения, уже принадлежала Маку, каким-то образом попала в его сети, оказалась опутанной направленной на нее сексуальностью.