Джус Аккардо - Прикоснись ко мне

Голова моя шла кругом. Я потянулась к нему, но Кейл перехватил меня на полпути. Своими сильными руками он обнял меня и притянул к себе. Наши губы вновь сомкнулись, да как порывисто, что мы соприкоснулись зубами. Помню, когда Алекс впервые меня поцеловал, мы зубами сшиблись так, что у меня в голове загудело, и препротивно.

Руки Кейла были повсюду: на моей шее, на лице, сзади, под тканью моего ночного топа — плоть к плоти, кровь к крови. Его губы — как они хороши! С легким ароматом мускатного масла, жевательной резинки и еще чего-то неповторимого. Неповторимого, как сам Кейл. Его пальцы скользили вверх по моему лицу, тонули в волосах. Я снова откинулась назад — несмотря на его протесты — и сорвала с себя топ. Долю мгновения он смотрел на меня, затем притянул к себе, и мы упали на кровать.

Когда я наконец пришла в себя, мы лежали поперек кровати, сплетясь ногами.

— Я этого не заслужил, — услышала я дрожащий голос Кейла. Он посмотрел на меня, и взгляд его, полный боли, заставил меня содрогнуться. — Я не заслужил этого после всего, что сделал, — повторил он.

— Иди ко мне, — прошептала я.

Кейл сел рядом, и я стала гладить его шею и плечи. Я помнила, что он рассказывал о своих тренировках, о бесконечной работе с тяжестями и занятиях боевыми искусствами. Он был в изумительной форме. Мой указательный палец скользнул вниз по его груди, и я с трудом подавила нервную дрожь. С каждым моим прикосновением его дыхание становилось все чаще. Я ощущала, как мощно бьется сердце в его груди, а он приникал ко мне, словно боясь, что я его покину.

Широко раскрытые глаза Кейла встретились с моим взглядом; его ладони гладили мое лицо, обнаженную шею; его прикосновения пронзали меня словно электрическим током, который струился вниз по моей шее, плечам, и дальше, вниз, к самым кончикам пальцев. Я выгнула спину, подчиняясь силе его объятий, а он все прижимал и прижимал меня к себе, и его ногти в отчаянии вонзались мне в спину.

Но я сопротивлялась ему с лукавой улыбкой на губах — просто посмотреть, что он станет делать.

И я не была разочарована.

— Пожалуйста, — хрипло прошептал он, притянув меня на кровать и перевернув на спину. — Прошу тебя…

Я хотела сказать, что ему не нужно просить, я сама хочу этого не меньше, чем он, но то, что он стал делать, меня остановило. Спустившись ниже, Кейл пропустил одну руку под изгиб моей спины, другой же взял мою руку и, переплетя свои пальцы с моими, положил на низ моего живота. Когда он принялся ласкать меня, тихий стон вырвался из его груди.

Под утро ветер за окном усилился. Кейл наконец задышал ровнее. Я обвила его руками и закрыла глаза.

— Теперь, Дез, я понимаю, — прошептал он сонно, — теперь я понимаю, что это значит — держаться за руки.

Еще не открыв глаз, я поняла — Кейл ушел. Без него, без его дыхания в комнате было тише. И холоднее.

Я подняла с пола мой топ и натянула через голову. Воспоминания о прошедшей ночи заставили меня вспыхнуть. Я была готова идти дальше, вероятно, до самого конца, но то, что произошло между нами, каким-то образом оказалось гораздо более интимной вещью, чем секс.

Приведя себя в порядок, я побрела в ванную. С глупейшей улыбкой на физиономии приняла душ, почистила зубы и высушила волосы, все время думая только о Кейле. Открыв дверь ванной комнаты, я выпустила из нее пар. Как только воздух прояснился, прояснилась и моя голова. Мне предстоит работа. Работа, требующая сосредоточенности. Пора!

Папашку я нашла внизу, на кухне, за обычным завтраком: чашка кофе, пшеничная лепешка с джемом и «Нью-Йорк таймс».

— Привет! — кивнула я.

Вытащила чашку из кухонного шкафа. В молчании он смотрел, как я сливала в чашку оставшийся в кофейнике напиток.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала я, пригубив из чашки. — Не о вчерашнем, а вообще.

Подняв на меня глаза, он кивнул.

— Мне кажется, я как будто потерялась, и мне нужно снова взять себя под контроль, — начала я. — Возможно, у меня это наследственное, от тебя. Когда эти ублюдки связали меня и держали взаперти, да еще угрожали, я почувствовала, что теряю контроль над собой. Мне нужно вернуть чувство равновесия.

Он отложил газету и, положив руки на стол, откинулся в кресле. По тому, как слегка искривились его губы, и по легкому наклону головы я поняла, что овладела его вниманием.

— Что ты имеешь в виду под равновесием?

— Я должна что-то предпринять. Эти люди, там, и один бог знает, сколько их…

Речь моя была сбивчивой, но я продолжала:

— И я боюсь, что только об этом и буду думать, и видеть все это, когда закрою глаза хотя бы на минуту…

— И что конкретно ты предлагаешь?

— Возьми меня в «Деназен». Эти подонки вбили в мою голову какую-то ужасную ложь, и мне никак от нее не избавиться. Ты можешь помочь мне, если покажешь все как есть.

Я резко поставила чашку на стол, выплеснув половину содержимого.

— Мне нужно знать правду!

Он долго молчал, в упор глядя на меня. Мне казалось, что я говорила убедительно, но что по этому поводу думает папашка — вот вопрос. Лицо его оставалось бесстрастным, и я начала подумывать, что он раскусил меня, но тут он медленно улыбнулся:

— Иди, обуйся.

Когда мы заехали на парковку, я поняла, что никогда еще здесь не бывала. Отец работал на «Деназен» уже бог знает сколько времени, но никогда, даже до нашего, так сказать, официального разрыва, я не бывала в его офисе.

Молча мы покинули машину, молча поднялись по лестнице и остановились перед стеклянными дверями, ведущими в вестибюль. Человек по ту сторону дверей, увидев меня, удивленно вскинул брови, протягивая отцу клавиатуру и авторучку.

Вестибюль купался в чистом белом свете, заливавшем все пространство от деревянных полов цвета вишни до соответствующего цвета драпировок на окнах. По обеим сторонам располагались кабины лифта, одна серебряного цвета, другая — белоснежная.

Папашка написал свое имя на листе бумаги, посмотрел на часы и показал на белый лифт:

— Пошли.

Кнопок у лифта не было, только на стене тоненькая полоска с прорезью — как для кредитной карточки. Папашка достал из внутреннего кармана маленькую карточку, провел ею через прорезь. Двери лифта открылись. Я подождала насколько секунд и, когда ничего не произошло, спросила:

— Ну и что?

— Терпение, — ответил папашка.

Пробежала еще минута, прежде чем раздался громкий жужжащий звук, напоминающий звук работающего пылесоса. Открылись еще одни двери. Папашка показал на них и вошел.

— Вот настоящий лифт, — сказал он.

Откашлявшись, произнес:

— Четвертый этаж.

В удивлении я вошла вслед за ним; с легким щелчком двери за нами закрылись, лифт дрогнул и двинулся вверх.