Наталия Ломовская - Лебяжье ущелье

Мальчик рос, взрослел, и никто уже не помнил того ребенка, каким он когда-то был, а память о тех детских играх в прятки осталась в глубине его души, но теперь очень редко снисходил на него блаженный покой. Мир вокруг менялся, время ускорило бег, постоянно нужно было спешить, уворачиваться от многочисленных опасностей, держать ухо востро и быть начеку. Он не мог расслабиться даже дома, даже когда спал, непрестанно бегали под сомкнутыми веками глазные яблоки, он вздыхал, метался во сне и просыпался совершенно разбитым. В реальном мире уже не было ему убежища. Но раз он встретил женщину, которая, казалось, могла дать ему подобие покоя, хотя бы иллюзию его. Женщина была много старше его, но он не знал, сколько ей лет. Женщину, которую звали Маргарита, что значит «жемчужина». И она была сущим сокровищем для него, спокойная, мудрая, насмешливая. Любила ли она его хотя бы немного? Любила ли, когда щедро отдавала свое усталое, горячее тело? Он – любил и ждал ответной любви, хотя знал, что любить его не за что.

– Мальчик, Юрочка мой, не говори ерунды, – томно попросила она, когда однажды вдруг он пришел с букетом в руках и с честными намерениями. – Я не собираюсь замуж, ни за тебя и ни за кого бы то ни было. Я старая, я помню даже птеродактиля, я была замужем трижды и с брачными предприятиями для меня покончено раз и навсегда. Что я могу тебе дать? Что ты можешь от меня получить?

На этот вопрос у него ответа не было, ведь нельзя же считать за ответ неясное предчувствие… Некрасивая, но неотразимая женщина была мила ему, будто знала путь к источнику вечной молодости, будто могла дать ему вечное блаженство на земле, и все, все вообще. Все то, во имя чего приносились кровавые жертвы каменным божкам, за что умирали на крестах и на плахах, за что шли с пением в огненную пещь. Блаженная мука, защита и упование… Но словами он этого выразить не мог и молчал, угрюмо оглядываясь по сторонам.

– Или ты польстился на мое движимое и недвижимое имущество? – посмеивалась Маргарита. – Не волнуйся, мой милый, не обижу тебя после кончины, достанется тебе кое-что после старой дуры, которую ты миловал-ублажал… Ну, иди же сюда скорей!

И приникала к нему, жадная, таящая в своем существе заповедную тайну. Она утоляла темную страсть, владевшую им, его ненасытное женолюбие. Он пленялся каждой юбкой, попадавшей в поле его зрения, жажда плотской любви доводила его до помешательства, и только Маргарита утишала ее, словно прикладывала свои прохладные ладони к его раскаленной сути.

Жадная – вот что можно было сказать о ней.

Щедрая – вот что нужно о ней сказать.

Она пила и ела с нескрываемым наслаждением, любила все острое, кислое, раскаленно-горячее или ледяное. Пила водку, курила крепкие сигареты. Играла в теннис – с азартом, напором, дикими криками. Лихо водила автомобиль и катер, самозабвенно плавала, танцевала, целовалась. Она была довольна жизнью и хотела, чтобы вокруг нее все были довольны. Так, узнала однажды, что его карьера не идет. После института Юрий попал в горздравотдел, но застрял на ничтожной должности, и все – ни тпру ни ну. Маргарита только насмешливо фыркнула, схватила пухлую записную книжищу, полистала ее, потом в кабинете чирикала с кем-то по телефону, сидя на столе и покачивая изящно обутой ножкой. Результат не заставил себя ждать – уже через месяц Рыжову предложили должность в облздравотделе. Накануне назначения Маргарита подарила ему свою фотографию в старинной серебряной рамке, и эту фотографию Юрий повесил на стену в новом кабинете. Однако уже через три месяца снимок пришлось снять, кабинет сменить. Карьерная лестница оказалась не такой уж крутой, теперь Юрий исправно преодолевал ступеньку за ступенькой.

Всего за три года он из вчерашнего студента, прихвостня-секретаренка, сделал неплохую карьеру и нажил кое-какие деньжонки. Ему тридцать лет, он молодой, он умеет держать нос по ветру… Почему бы теперь Маргарите не выйти за него?

И он снова пришел проситься в мужья. Но, как только Марго открыла перед ним дверь, понял, что совершил ошибку. Не виделись совсем чуть-чуть, недели, может быть, две или три, но какая перемена в его возлюбленной! Больна она, что ли? Ссутулила плечи, ноги передвигает с трудом, да и на ногах какие-то войлочные чуни, сроду ничего такого у нее не видел! А как похудела! Он знал, что время от времени Марго сидит на бесчеловечной диете, по десять-двенадцать дней морит себя голодом, чтобы «держаться в форме», но тут уж она переборщила!

– Чего тебе? – спросила она, кутаясь в яркий шелковый халат, который стал ей велик. Даже голос у нее изменился, было роскошное контральто с хрипотцой, а теперь голос стал высокий, дребезжит по-старчески.

– Пришел в гости. – Юрий взял себя в руки, улыбнулся во весь рот. – Вот, это тебе. Розы.

– На гроб положишь, – отмахнулась Маргарита.

На столике в гостиной были остатки чаепития. Две чашки.

– У тебя кто-то был? Я не помешал?

– Нет, это… врач. Только что ушел.

– Ты заболела?

– Наоборот, выздоровела, – вдруг совершенно по-прежнему усмехнулась Марго, но улыбка сразу же погасла. – Разве сам не видишь? Конечно, заболела.

– Так тебе надо в больницу!

– Надо, – согласилась Маргарита, устраиваясь поудобнее в кресле. – Вот ты и займись. Кажется, мог бы оказать мне такую услугу, похлопотать, устроить старушку в приличную клинику…

Юрий смотрел на нее со страхом. Марго была больна, хуже того, Марго была сломлена. Перемены оказались не только внешние, они затронули ее душу, ее натуру, они источили Маргариту, как червь точит плод. Тайна, которую он видел в ней, исчезла, словно ее и не было. Ее внутренний стержень, представлявшийся Рыжову незыблемым, рассыпался в пыль. Перед Юрием сидела иссохшая и в то же время грузная старуха, с монголоидным желтым лицом, с жидкими волосами.

Конечно, он устроил ее в клинику. Это только так говорилось «устроил», на самом деле по нынешним временам за деньги можно сделать все, а денег у Марго и у самой куры не клевали. Но он отвез ее туда на своей машине, помог обосноваться в комфортабельной палате и поговорил с врачами. Те только руками разводили. Пока ничего сказать нельзя, все покажет обследование…

Но обследование ничего особенного не показало. Маргарита Строганцева была здорова. Но как объяснить это стремительное и явно преждевременное старение? По документам ей было пятьдесят. По свидетельствам же друзей, она в последний год до своей болезни не выглядела старше сорока. Главный врач, непревзойденный диагност, блеснул эрудицией, заподозрив у пациентки редчайшее заболевание – синдром Вернера, иначе прогерию, наследственный симптомокомплекс преждевременного старения организма. Правда, заболевание проявляется обычно в возрасте двадцати-тридцати лет, и чаще болеют мужчины… Но остальное совпадает. Характерные поражения кожи – буквально на глазах она становится бледной и истонченной, атрофируются мышцы и подкожная жировая клетчатка, из-за чего конечности становятся неправдоподобно тонкими. Черты лица заостряются, выявляется так называемый птичий нос, ротовое отверстие суживается. Дистрофические изменения ногтей, истончение и выпадение волос, катаракта. Понижения интеллекта не замечено, но с каким безразличием больная относится к себе, тут стоит говорить о нарушениях психики! И какими скачками прогрессирует болезнь! Боже, пациентка буквально на глазах рассыпается в прах!