Лика Лонго - Омут

— И тебя не задели их слова? — настаивала я.

— Нет. Это их работа, — все так же невозмутимо сказал он.

Я подумала, что иногда отсутствие эмоций — большой плюс. Ведь я еще ни разу не видела Саймона переживающим мелкую человеческую обиду. Даже когда мой папа вместо того, чтобы поблагодарить Морского за мое спасение, заподозрил его в причастности к похищению, это не вызвало у Саймона никаких чувств. И наглое поведение телевизионщиков, которое кого угодно вывело бы из себя, не произвело на него впечатления. Но что-то все равно было не так, я чувствовала это!

— Я о другом задумался… — тихо, словно с самим собой, поделился Саймон. — Кто им про меня рассказал? И что рассказал?

Он смотрел поверх моей головы на море, словно там искал ответ на свои вопросы. Морской ветерок ворошил его блестящие русые волосы. А ведь правда — кто? И тут только я поняла всю серьезность положения. Кто-то в Бетте знает, что Саймон — не человек. И рассказал об этом журналистам. Но неужели Саймон думает, что это сделала я? Волна с шорохом плеснула на берег и залила мои кеды до щиколоток. Ноги обожгло холодом, но я даже не вздрогнула. Я всматривалась в непроницаемое лицо любимого, пытаясь понять: неужели он считает меня способной на это?

Обычно у моря в солнечный день глаза его были ярко-голубыми, словно таили в себе весеннее небо. Но сейчас они потемнели, будто небо закрыла грозовая туча. Мне стало страшно.

— И что ты думаешь по этому поводу? Что человек, который тебя любит, раскрыл кому-то твой секрет? — Голос мой был твердым, но в душе все кипело.

— Полина, я много лет наблюдаю за людьми. И видел, что некоторые из них ведут себя очень странно…

— Что значит странно?

— Для них очень много значит возможность оказаться на страницах газет или на экране телевизора. Иногда ради этого они готовы на все… — Саймон слегка усмехнулся и добавил совсем тихо: — Особенно девушки…

От промокших ног холод пошел по всему телу, меня бил озноб. Я вспомнила, как совсем недавно Саймой рассказал мне историю одной греческой парочки, с которой он познакомился несколько лет назад. Парень с девушкой, красивые, как боги, любили друг друга, вызывая всеобщее восхищение и зависть. Их часто видели у моря: летом они каждый день уплывали на лодке, чтобы уединиться на острове. Они все время проводили вдвоем, и им никто не был нужен. А в один из сентябрьских дней по греческому телевидению показали ток-шоу, где девушка поливала грязью своего бывшего возлюбленного. После этой передачи ее затухавшая было карьера модели пошла в гору…

Мы молча шли вдоль кромки воды, и моя рука лежала в его руке. Но мы как никогда были далеки друг от друга. На меня накатывало то отупляющее отчаяние, то, наоборот, страшное возбуждение, и мысли загорались в голове, как вспышки. Я хотела одного: доказать Саймону свою непричастность к слухам. Но все мои доводы и аргументы сводились к беспомощному: «Я же люблю тебя!» И что он ответит мне на это? «Та греческая девушка тоже говорила это своему парню, Полина…»

Я уже не обращала внимания на волны, то и дело заливавшие мои кеды. Слезы стояли в глазах, сердце жгло огнем. А ноги все шагали и шагали по мокрому песку, и казалось, что мои следы в нем все глубже, потому что на плечи давила невыносимая тяжесть. Уже показалась среди листвы резная крыша дома Саймона, мы почти дошли до ворот. И вдруг меня озарило:

— Саймон, я согласна — ты знаешь много плохих историй…

Он повернул ко мне голову, в его темно-синих глазах мелькнул интерес — он явно не ожидал этих слов.

— Но я никогда не поверю, что за несколько сотен лет ты ни разу не видел настоящую любовь! И если есть девушки, которые отказываются от своего парня ради славы, то есть и такие, которые откажутся от славы и богатства ради любви! — выпалила я на одном дыхании.

На секунду Морской приостановился и задумался. Прекрасное лицо его посветлело, четко очерченные губы изогнулись в улыбке.

— А знаешь, Полина, ты права. Я ведь и это видел! Я во время войны много нового узнал о людях… — голос его стал мягче.

Саймон достал из кармана джинсов пульт управления воротами и нажал кнопку. Металлические панели бесшумно двинулись вверх.

— Расскажи! — я нетерпеливо потянула его за руку…

— Конечно, только войдем в дом! — ответил он, обнимая меня за плечи.

Мы пошли по выложенной мрамором дорожке.

— Так вот, однажды я встретил…" — начал Саймон, как вдруг раздался какой-то негромкий звук, будто большой жук ударился о стекло. Я вздрогнула и посмотрела на Саймона — он прижимал руку к плечу. Когда он отнял ее, я увидела в его пальцах какой-то странный предмет, нечто вроде ампулы с длинной иглой на конце.

— Что это? — спросила я. И тут же ощутила удар чуть ниже плеча.

Точно такая же ампула торчала из моей руки. Голова закружилась, ноги сделались ватными. Неожиданно ожили деревья: от их стволов отделились люди в камуфляже. Они шли к нам. Саймон схватил меня за руку и потащил к воротам, но было поздно: металлическая панель уже опустилась. Он обхватил меня, не давая упасть, и что-то крикнул приближающимся людям. Последнее, что я помню — это стальные глаза мужчины в шлеме. Язык не слушался меня, но я успела выговорить:

— Он умрет без воды…

После этого мир исчез, и воцарились удивительная тишина и покой. Мне стало очень хорошо…

— Полина! Девочка, что с тобой? — прорвался в мой уют взволнованный женский голос. Я с трудом разлепила веки. В полутьме надо мной маячила чья-то непомерно большая голова. Как будто со мной разговаривал марсианин.

— Полина, с тобой все в порядке?

Голос принадлежал нашей физичке Ольге Ивановне. Я пригляделась и поняла, что голова кажется огромной из-за старомодного начеса, который учительница делала из своей рыжей шевелюры по особо торжественным датам.

— Да… В порядке… — смогла наконец выговорить я.

— Ну и слава богу, а то я уже испугалась, девочка моя! Думала, перезанималась Романова. Я вас, конечно, нагружаю, но не так, чтобы вы сознание теряли посреди поселка!

Я огляделась и поняла, что сижу на лавочке около "дурки" — нашего дома культуры. Это действительно самый центр Бетты, и те, кто меня сюда доставил, рассчитывали, что меня быстро обнаружат. Значит, они не хотели причинить мне вреда. И тут сердце обожгло острой болью: Саймон! Сколько времени я проспала? Может, его уже нет в живых?

— Я пойду домой, Ольга Ивановна! — сказала я, поднимаясь с лавочки. Было очень трудно двигаться, но кажется, мне удалось скрыть это от физички.

— Иди, Полина, — не очень уверенно разрешила она — Хотя подожди! — я похолодела: только бы она не вздумала потащить меня в медпункт. — Завтра можешь на занятия не приходить! Отдохни, как следует…