Юлия Шолох - Дикий вьюнок

— Я знаю!

Некоторые время раздавалось пыхтение, какое издает человек, когда очень настойчиво шевелит мозгами.

— Может, стоит с ним поговорить и все объяснить? Ула… Просто подумай. Тебе плохо. Ему не лучше. А ведь если вы разберетесь, то многих проблем как…

Горло снова перехватило болью. Я с нетерпением перебила.

— Даже не начинай, Леш!.. Ты только что убедился, что мне не показалось. Поверь тогда сразу, что если бы был хотя бы один шанс его убедить! Хоть самый крошечный! Да я бы…

— Все. Я понял, не волнуйся. Верю, — покладисто согласился Леш, успокаивающе обнимая меня за плечи.

Он наклонился так близко, что закрыл лицом все вокруг. Его глаза сильно блестели, и не только от возбуждения. А еще от какого-то отчаянного вызова, азарта. Какого-то огромного риска.

— Я узнаю, как можно покинуть замок, Ула. Обещаю.

Ночь выдалась на редкость беспокойной, хотя Тося и Роксана вернулись почти сразу же после меня, не шумели, не болтали, а просто разделись и улеглись спать.

Мне заснуть никак не удавалось. Все смешалось, вся моя жизнь запуталась, накрепко стянулась самыми сложными узлами и не было ни малейшего выхода, который устроил бы меня безусловно. Бежать… Это конечно выход, но со множеством условий. Даже если побег удастся, куда идти? Только к бабушке, больше некуда. Возвращаться в город нет ни сил, ни желания. Глаза бы мои больше никогда не видели ни высокомерия шайнар, не считающих равными даже обладающих частью своей крови шай-парс, ни королевских служб, создающих из обычных людей беспринципных существ, прикрывающих свои мерзкие действия интересами королевства и, следовательно, народа. Вранье! Плевать им всем на народ! Все моменты суда касались чего угодно, но не народа. Деньги теряла казна! Краденая Маризой информация в конечном счете касалась именно денег. Репутация каждого обманутого Маризой человека была настолько далека от их реально существующих поступков, которые выползли из темноты наружу, что последнее, о чем думали обманутые, суд и королевские службы вместе взятые — благо народа.

И от этого еще гаже.

Еще спать мешал амулет. Стоило задремать, как цепь становилась колкой, врезалась в кожу и шея начинала жутко чесаться, будто исцарапанная мелкими колючками. Но ведь несколько дней до этого все было в порядке? Я проверила поверхность цепочки — гладкая, никаких острых или хотя бы неровных краев, потому проснувшись в очередной раз, пыталась просто передвинуть ее в сторону, что на время помогало. И я снова засыпала и снова просыпалась.

Уже потеряв счет попыткам заснуть, я перевернулась на другой бок, в сторону девчонок и увидела сидящую на краю кровати Роксану.

— Пошли в коридор, — тихо прошептала она, снимая со спинки кровати и протягивая мне теплую коричневую шаль. Сон никак не шел, так что я даже обрадовалась предложению проветриться и отвлечься от бессмысленных попыток уснуть. Впрочем, проветриться — сильно сказано, на улицу выходить мы не стали, мало ли кто там шатается? Зачем же представать перед глазами неизвестных ночных гуляк в виде светлых пятен, в которые мы превратились благодаря длинным до пят ночным сорочкам? Только лишние сплетни раздувать.

Пройдя по коридору до угла, мы забрались под лестницу, которая хотя и не являлась главной, но все равно была достаточно широкой, чтобы спрятать под своим основанием уголок со старым мягким диваном. Рядом у стены высилась несколько вложенных друг в друга ведер и пара дряхлых общипанных метелок.

Обивка из ткани оказалось твердой и жесткой, зато совсем не скрипела, как скрипит кожаная, стоит только к ней прикоснуться. Роксана опустилась на диванчик, зябко кутаясь в толстую шаль из некрашеной шерсти. Пряди из ее заплетенных в свободную косу волос выбились из прически и торчали в разные стороны. Глаза у нее были усталые, покрасневшие, да и вообще вид не особо радостный.

— Не спится? — спросила я, только чтобы как-нибудь завязать разговор.

— Как и тебе, — Роксана крепко держала шаль, так что ткань натянулась на острых плечах. — Тебе почему?

— Не знаю, — честно ответила я, одновременно приподнимая цепь, кожа снова зудела, но если чесать, только хуже становилось — кожа болела и чесалась еще сильней.

— Да и я, в общем-то, тоже не знаю, почему. Вроде нет причин — сыта, здорова, не устала, опять же мужик вечером был… Чего еще нам, бабам дурным, нужно?

Роксана говорила с такой злостью, что я даже про шею ненадолго забыла. Недовольно цедила сквозь зубы, словно ругалась.

— Что-то случилось?

— Не знаю, Ула, — она поморщилась. — Стоит ли говорить вообще.

— Конечно, стоит. Тося сказала, ты уже неделю встречаешься с каким-то мужчиной. Каркун, да?

— Да… Он управляет строителями, хороший мужик, не злой. И как мужик тоже ничего.

— А помощник его?

Она резко метнула на меня недовольный взгляд.

— Что помощник?

— Не знаю, что. У тебя спрашиваю!

Роксана снова поморщилась, устало и как-то болезненно. Такое выражение лица, кажется, входило в привычку.

— Помощник… Ларс, наверное.

— Ларс… Ну, наверное. И что у тебя с помощником?

И снова эта гримаса, будто у Роксаны что-то болит, причем давно и сильно.

— Да ничего, Ула. Ничего. Что там может быть? Ничего и быть не может.

— Почему? — и что же интересно могло остановить Роксану?

— Ему девятнадцать, — мрачно сообщила она, натягивая шаль так сильно, что стали видны даже складки платья.

— И что? — я честно совсем не поняла.

— Ула… мальчишке девятнадцать лет. Ему нужно с такими, как Тося гулять. А тут я, тетка тридцатидвухлетняя…

Она вдруг так вздохнула, что почти всхлипнула, уткнулась в ладони, но почти сразу отняла их от лица и заговорила спокойно.

— Сама не знала, Ула, что такое со мной может случиться. Влюбилась, как девчонка малолетняя. Просто до одури, как вижу его, так все забываю, только и думаю, что о его руках… губах, — она дернула головой, словно отмахнулась от чего-то невидимого, но прилипчивого. — Дурь это все, глупости. Спать только вот не могу…

Нетерпеливо откинулась на спинку дивана, еще туже запахивая на груди шаль.

— В общем, не будем. Знаешь, что я решила? — заговорила с непонятным весельем.

— Что?

— Ребенка хочу. Время идет, ничего не меняется, да и не измениться уже. Неизвестно, что дальше будет. Вот хоть Каркун… А, какая разница? Я здорова, когда живот вырастет, отправят в деревню, там заботятся о беременных, я узнавала, специальный дом для одиноких есть. Потом найдут или работу, или мужа. Для меня выход лучше не придумаешь. Так что не пропаду…

Я, честно говоря, сильно растерялась. Хотя конечно никогда и не рассчитывала, что все мои друзья останутся рядом навсегда. Тем более и сама я… Много чего скрывала.