Юлия Шолох - Дикий вьюнок

Мне же пришлось вдохнуть так глубоко, как только позволили легкие.

Над остроконечной крышей храма медленно всплывало новорожденное солнце.

Наконец служитель перестал размазывать по рукам грязь, капризно выпятил нижнюю губу и спросил смиренным голосом великомученика:

— Прямо сейчас? Ранее утро…

— Почему бы и нет, раз уж все мы все равно не спим? — поинтересовался Янош.

— А как же родственники и друзья? — с тоской продолжил служитель, которому, похоже, не улыбалось вместо умиротворяющего занятия садоводством исполнять свои давно опостылевшие трудовые обязанности. — Если вы придете вместе с ними, они смогут порадоваться за вас!

— Они порадуются за нас позже, — твердо ответил Янош и я, наконец, смогла выдохнуть.

Служитель покосился на меня, в очередной раз обреченно пошевелил губами и смирившись, направился к тропинке слева от храма. Видимо сбоку были пристроены служебные помещения, скрытые от нескромных глаз густыми зарослями кустов.

— Через несколько минут заходите, я буду готов.

Когда он исчез за углом, я обернулась к Яношу. Уже и не помню, когда в последний раз видела его настолько решительным и спокойным, но точно еще во времена до суда. Здорово, наверное, совсем ни в чем не сомневаться, такой стойкой уверенности хочется позавидовать.

— Янош… Я не думала, что ты захочешь… Что ты станешь… Что мы вот так сразу…

— Лучше быстрее, — убеждено ответил он.

В голове что-то отчетливо скрипело.

— А, — наконец сообразила я. — Ты хочешь пожениться сейчас, в тайне, чтобы никто не узнал? Хочешь тайный брак?

— Еще чего, — насмешливо фыркнул он. — Мой брак никогда не будет тайным. Мы получим свидетельство с твоим новым именем и по приезду в замок закатим здоровенный праздник.

При сообщении о празднике мне поплохело. Но куда больше впечатляло… впечатляло… Я даже не сразу поняла.

— Ты имеешь в виду… — пролепетала я.

Он кивнул.

— Точно. Асмаиловая княгиня Тлена… Звучит?

Я закрыла рот, чтобы хотя бы не выглядеть глупо. Собралась с мыслями, для чего пришлось приложить немало усилий, потому что они бросились врассыпную, как упавшие на пол юркие круглые бусины.

— Подожди… Мы так не договаривались! Я никак не подхожу…

— Ты не можешь мне отказать, — довольно резко прервал Янош и его куртка возмущено хрустнула, вторя словам. — Ты уже согласилась. Тогда, в беседке, помнишь?

— Это было раньше. Но сейчас зачем? Я и так согласна, чтобы мы…

Он снова прервал.

— Я не хочу получить тебя по-другому.

Вот как… Я снова опешила.

— То есть иначе ты от меня откажешься? — уточнила я и голос почему-то дрогнул.

На талию легли его руки, тяжелые и удивительно горячие для такого прохладного утра. Тут же соединились за спиной, закрылись, как крепкий навесной замок.

— Нет, — твердо ответил он. — Мне не придется, потому что ты согласишься. Ты ведь обещала, верно? А что изменилось теперь?

— Как это что? Одно дело — выйти замуж за обычного служащего королевского надзора и совсем другое — за темного князя!

— Ты боишься?

— Почему сразу боишься?

— Ну тогда что? — очень терпеливо спрашивал он.

— Теперь свадьба будет значить не только, что мы стали семьей. Это будет значить, что мне придется делать множество вещей, в которых я не то что не разбираюсь… Я и близко не хочу приближаться ко всем этим обязанностям! Я хочу жить спокойно!

— И все? Это единственная причина?

— А мало? — удивилась я.

— Я обещаю, — с напускной торжественностью сообщил князь, а судя по лицу, Янош снова трансформировался в главаря круоргов. — Что освобожу тебя от всего, чего тебе не захочется делать. Никаких обязанностей. Никаких приемов, переговоров и жалоб.

— Жалоб?

— По традиции, окрестные жители приходят с жалобами именно к хозяйке, исключая случаи нападения грабителей и убийц.

Я и не знала. Куда мне еще слушать чужие жалобы, тем более что кроме самого выслушивания нужно как-то реагировать? Что-то решать, искать выход? И это мне, которая даже со своей жизнью не способна толком разобраться, поэтому просто пассивно плывет по течению?

— Это все? — уточнил Янош и в голосе слышалось поистине княжеское терпение.

— Ну, в общем… Так, без подготовки… Нет платья, — упрямо бубнила я себе под нос, почему-то жутко смутившись.

— Почему нет? Это лучше платье, которое ты могла выбрать, — негромко сказал он, опуская глаза ниже. И правда… я напоминала себя прошлую. Оказывается, не только себе самой.

— А у нас даже колец нет, — заявила я, уже до конца осознав, что отказать ему действительно не смогу.

И главное — не хочу.

— А ты сделай, — спокойно ответил Янош, отпуская меня и жутко захотелось, чтобы его руки вернулись на положенное им в данный момент место.

— То есть? — все-таки я сейчас плохо соображала. Каким-то нереальным казалось все вокруг, будто по бокам высились декорации спектакля, которые иногда устраивались в пансионе. Там белокурые рыцари стояли на одном колене, декламируя перед прекрасными избранницами высокопарные стихи из сборников старинных поэтов, а девы в белых пышных платьях тайком стирали со щек слезы умиления.

Правда, стоявший передо мной человек в куртке наемника с черными непроницаемыми глазами совершено не походил на рыцаря. Впрочем, я тоже мало напоминала юную восторженную даму.

— Омниум. Из… травы к примеру.

Янош подошел к клумбе и безо всякого сомнения выдернул оттуда пучок декоративной травы с длинными узкими травинками. Оторвал одну и, обернув вокруг пальца, с улыбкой протянул мне.

В тот момент я почему-то подумала, что если бы еще хоть в чем-то сомневалась, то теперь последние сомнения растаяли бы, как дым от костра в высоком небе. Что если бы до сих пор я любила его хоть немного меньше, то сейчас втрескалась бы по самые уши.

Когда мы входили в полутемное храмовое помещение, в руке Янош сжимал два кольца, а меня все больше охватывало чувство призрачной нереальности.

Впереди, на широком постаменте, разложив на стоящей перед ним стойке бумаги и перо, стоял служитель в длинном золотистом одеянии. На похоронах, между прочим, они выряжаются в темно-коричневое.

— Служительницы приходят позже, так что петь песни и осыпать вас цветочными лепестками будет некому, — буркнул он, когда мы подошли вплотную.

— Обойдемся, — уверил его Янош. А я смотрела на узкие витражные окна за постаментом, где изображалось, как к небу с земли поднимались цветочные гирлянды и взвевались птицы с разноцветным оперением и казалось, все это только видение.

Служитель выпрямил плечи, дернул за ворот, поправляя мантию и начал церемонию. Вскоре читаемая им речь слилась в гладкий фон и стала монотонной, как шум бегущей в реке воды и текла почти так же лениво, как вокруг в мягких лучах солнца оседала поднятая нашим вторжением пыль.