Елена Усачева - Превращение

За окном забабахал мотор. В комнате что-то обвалилось, и на пороге возник Сторожев. Он на ходу пытался надеть доху, но при этом уронил утепленные штаны. Наклонился за ними — и потерял перчатки. Я хмыкнула.

— Полетаем, птица? — услышала над собой шепот.

Макс крепко сжал мою ладонь, словно хотел отпечатать на ней свои линии Судьбы, Ума,

Сердца. И взять у меня все то, чего сам не имел, — Линии Жизни, Здоровья, Успеха, Интуиции.

Конечно, полетаем.

Из дома вышли одновременно. Снегоход понесся на юг, к далекому городу, а Макс поднял меня на руки и побежал вдоль берега моря. Холодные звезды кололи нам спины.

— Завтра будет морозный день, — донеслись до меня слова Макса.

Мы сидели на обрыве, под нами скрипело и ухало злое море, терлось о лед, недовольно ворчало, сотрясало воздух, ползло вверх. Начинался прилив.

Макс скинул с себя пальто, набросил на меня, но я все равно мерзла. Мысленный уговор, что сейчас жаркое лето с ослепительным солнцем, не помогал. Хотя мне уже было все равно, тепло или холодно, поэтому я прижалась к жесткому плечу любимого, потерлась о мягкую шерсть свитера.

— Это место называется Верхняя мгла, — повел рукой вокруг себя Макс. — Красиво звучит, правда?

— Мрачно, — покачала я головой.

Настроение было странное. Мне снова казалось, что вот-вот должно что-то произойти. Внутри запело выпитое вчера шампанское, рождая ощущение, что прямо здесь, сейчас сошлись мои прошлое и будущее. Что в ближайшее время все решится.

— Расскажи, как все будет дальше?

Голос мой прозвучал жалобно. Я и правда почувствовала себя сидящей на холодном, продуваемом всеми ветрами распутье. Направо пойдешь… Налево… А идти никуда не хотелось. Хотелось вот так сидеть и сидеть всю жизнь. Потому что ничего сказочного в том перекрестке не было. Дорога тоски, дорога обмана, дорога несбывшихся надежд.

— Мы раздобудем поддельные паспорта, — ровным голосом заговорил Макс, — пойдем по побережью, будем жить в лачугах рыбаков, питаться рыбой.

— Нет! Правда!

Я ведь его серьезно спросила! Зачем он постоянно шутит? Или уже не шутит? К нам подступила темнота, и я никак не могла разглядеть лица Макса.

— Под покровом ночи переберемся и Финляндию, оттуда в Швецию и Норвегию, — спокойно продолжал любимый. — Переплывем Северное море. Через Копенгаген и Гамбург в грязном ящике из-под селедки попадем в Берлин.

— Мы поедем в Берлин?

Конечно, Берлин! Это же родина Макса, он там, наверное, сто лет не был!

— Три недели прождем подходящего сухогруза, — не дал мне насладиться перспективой поездки за рубеж любимый. — Затем Прага, Варшава, Минск. Там нас рассекретят, и мы, отстреливаясь, добежим до Киева, где запросим помощи у твоих.

— Моих? — От удивления я перестала мерзнуть.

— Под Киевом есть Лысая Гора, ты слетаешь на сходку и приведешь основные силы. Тяжелой эскадрильей мы потянемся в сторону островов Кюсю и Сикоку.

— Прекрати! — взмолилась я, колотя его по плечу. — Хватит!

— Да, мы не достигнем цели. Над Москвой нас обстреляют, мы потеряем основные силы и на бреющем полете доберемся до твоего дома. Пока наш эсминец будет ремонтироваться в центральном пакгаузе, мы надуем дирижабль и уже к осени наберем новую команду…

— Мы поедем домой? — Из всей бредятины, что сейчас обрушил на меня Макс, я вытащила главное слово.

— Ну это слишком прозаично. — Макс отстранился, словно почувствовал боль от ударов моих кулачков. — Лучше я тебе подышу подходящую метлу. Бой будет жарким, тебе понадобятся запасные веники.

— Зачем же мы уезжали? — удивилась я. Весь романтизм наших приключений скукожился до банального возвращения.

— Домой рано или поздно возвращаются все. Никто не говорит, что это произойдет завтра. Тебе все равно придется учиться. Немного прочитанных книг, пара десятков сданных экзаменов. Подыщем тебе колдуна посимпатичней. Это называется социализация.

— Вот скука… — протянула я.

Перспективы действительно казались безрадостными. Учеба, кипы учебников, пыльные лекции, родители, старые друзья…

— Так только кажется, — пробормотал Макс. Я еще дурачилась, пытаясь под его пальто скрыться от жуткого грядущего, которое он мне нарисовал, но вдруг почувствовала, что у меня над головой словно стали собираться грозовые тучи. Макс тоже посмотрел вверх.

— Сейчас начнется, — внятно произнес он. Воздух остановился. По небу прокатился

вздох. Мне показалось, что невидимое гигантское крыло опустилось вниз. С шелестом посыпались звезды. На горизонте загорелась точка. Зависла. И вдруг размотавшимся цветастым рулоном распахнулась у нас над головой неожиданным северным сиянием. Белое свечение распалось, превратившись в тракторный след, из серебряного перейдя в желтый. Рисунок наверху набух неуверенным красным цветом, мазнул но всей длине отреза. И резко погасло.

От небывалой красоты закружилась голова. И опять словно махнул крылом гигантский дракон: в полной тишине развернулось новое полотнище, размазалось по небу. По телу пробежали мурашки, тонкие иголочки пронзили кожу головы, плеч, рук, заставили вскочим, на ноги. Теперь я не то что не мерзла — мне было жарко. Я сдернула с плеч пальто и накрутила им над головой, как будто кто-то огромный, сидящий верхом на северном сиянии, мог увидеть меня и ответить. — Э-ге-гей!

Энергетические разряды, зажигающие небо, обрушились на меня. Я вопила и прыгала, вбирая космическую силу. Захотелось туда, в небеса, чтобы оказаться в самом центре божественного сияния. Желание было очень сильным, я с такой надеждой смотрела вверх, что стало так: я почувствовала себя в сиянии, стала теми частичками, что бомбардировали микроны воздуха, заставляя его светиться… — Пора!

Макс поднялся, сжал мою руку. И вдруг отпустив, помчался через кочковатое болото к лесу. Я сделала несколько шагов за ним и неожиданно увидела перед собой прозрачные тени. Узкие печальные глаза, березковый перелив в одежде. В памяти всплыло забытое слово — дриады [Д р и а д ы (др. — греч. — дерево, в частности дуб) — нимфы, покровительницы деревьев.]. Это была та самая сила природы, о которой мне давным-давно рассказывал Макс. Еще восхищался, что у нас с легендами хорошо.

Северное сияние вспыхнуло с новой силой. Но теперь я чувствовала, что энергия шла не от него, а от этих призрачных созданий. Крайняя «березка» кивнула, отводя руку в сторону. Бородатый старик, появившийся из ниоткуда, погрозил рукоятью плетки. Пенек! Вот на что показывала «березка». Классический пенек с острой щепой, воинственно торчащей вверх. Побежала к нему. Старик снова погрозил мне вслед. Я загляделась на него и перед самым пеньком споткнулась. Щепа приблизилась. Я постаралась увернуться.