Анастасия Волжская - Зимняя жена

— Я умею управлять упряжкой. Под парусом ходить обучена. А стрельбе из лука меня отец учил, — говорила я, пытаясь убедить Курха, что могу быть ему полезной. Он лишь качал головой, не говоря ни слова. И я улыбалась, словно бы соглашаясь с его невысказанным ответом: действительно, глупенькая девчонка, которой не место рядом с бессмертным духом во время его дел в серединном и верхнем мире. А самой выть хотелось от разочарования и обиды. Но я не сдавалась.

И вот, одним солнечным утром он разбудил меня раньше обычного и сказал, глядя в сторону, чтобы не смущать меня, лежащую в одной нижней рубашке:

— Собирайся. Сегодня поедем вместе.

Я ликовала! Быстро, пока муж не передумал, оделась и заплела косу, выскочила во двор. Оленья упряжка уже ждала нас.

Какое же упоение — мчаться среди густой туманной мглы и затем вдруг в одно мгновение вылететь посереди заснеженной равнины. Полозья заскрипели по снегу, ветер засвистел, бросая в лицо мелкие снежинки. Я не знала, где мы оказались, но нутром чувствовала: я дома. Снова в мире людей.

Счастливая, раскрасневшаяся от мороза, я посмотрела, чуть обернувшись, на мужа и поймала его ускользающий взгляд. Что-то было в нем — удивление ли, интерес. Словно бы он впервые увидел меня по-настоящему.

Впереди, из-под копыт оленей метнулись вспугнутые зайцы. Курх вскинул лук и, почти не целясь, выпустил пару стрел. Сани тут же послушно замедлили ход, и дух Зимы уверенно повел упряжку в сторону подстреленных тушек. Зайцы были крупные, жирные, не чета отощавшим животным, которых приносили в последние луны наши охотники. Сбывалась воля богов, в серединный мир приходило изобилие.

Курх искал дичь, я связывала и укладывала на сани собранные тушки, прикидывая, как можно будет приготовить их и что сшить из белых шубок. Мы объездили всю равнину и остановились в подлеске. Олени лениво обрывали мох, Курх очищал от крови стрелы, вынутые мной из зайцев. Внезапно внимание наше привлек низкий, почти на грани слышимости, рык, доносившийся из леса. Я обеспокоенно посмотрела на мужа.

— Думаю, это медведь-шатун. Мы верно разбудили его, — Курх отложил стрелы и поднялся. — Я успокою зверя. Жди меня здесь.

Страшно было оставаться и страшно отпускать его — пусть я и напоминала себе, что он бессмертный дух. Если проходил слух о поднявшемся в лесу медведе, все свободные мужчины отправлялись искать опасного хищника. А женщинам оставалось только гадать, кто же на этот раз может не вернуться, растерзанный зверем.

Сквозь гулкие барабанные удары сердца до моего слуха донесся тоненький писк. Он был в стороне от той тропы, по которой ушел Курх, и я, ведомая любопытством и жалостью к плачущему созданию, выскользнула из саней.

Под корнями одного из деревьев обнаружилась разворошенная нора. Вокруг нее было множество следов, крупных и маленьких. Кровавая дорожка уходила в заросли кустарника, где грязным бело-красным комком свернулась самка песца. Рядом с ней сидел и выл от голода и ужаса детеныш. У меня сердце разрывалось от его плача.

Я ни секунды не сомневалась в том, что собиралась сделать. Опустилась на колени, подхватила дрожащего щенка. Малыш попытался было тяпнуть меня за варежку, но потом завозился и затих, пригревшись.

Когда Курх вернулся, я уже сидела в санях, прижимая к себе маленькое спящее тельце. Муж посмотрел на меня, холодно, неодобрительно поджимая губы, но ничего не сказал.

Так в моей жизни появился Кут.

*

Щенок быстро отъелся и освоился на новом месте, скрашивая мое одиночество, особенно остро чувствовавшееся во время отсутствия Курха. Игривый и дурашливый, он рвался разделить со мной любое дело, с энтузиазмом раздирая пряжу, забираясь в печь перед растопкой, а потом носясь по коврам, оставляя дорожки из сажи, а также расколотив пару горшков, прежде чем был окончательно отучен совать свой нос на хозяйский стол. И, несмотря на весь хаос и дополнительные хлопоты, что ежедневно создавал мне Кут, я все чаще ловила себя на том, что улыбаюсь этому прохвосту, искренне и открыто. Мне казалось, под тяжелыми взглядами Курха я начала было забывать, каково это.

Курх сердился и не считал нужным это скрывать. Неодобрительно поджимал губы, наблюдая за нашими догонялками по двору или моими бесплодными попытками поймать Кута, утащившего очередной клубок. Мое веселье скорее раздражало его.

— Мне все равно придется вернуть его в лес, когда подрастет, — ворчал он.

Но, хотя муж и не признавался в этом, я чувствовала: он рад нашему новому

компаньону. Когда Курх думал, что я не вижу, он чесал песца за ухом, гладил пушистую шерстку. При мне же дух-Ворон всячески демонстрировал, насколько неудачным он считает мое решение.

Кут же казался вполне довольным своей судьбой и умело сочетал черты домашнего пса и дикого хищника. Охотился на грызунов в амбаре, вырыл нору под крыльцом и стаскивал туда добычу. Ласкался ко мне и к Курху, выпрашивая еду, но царапался и кусался всерьёз, если решал, что кто-то хочет его обидеть.

Не прошло и пяти лун, как муж принял окончательное решение.

— Нужно отвести его обратно, — сказал Курх, и по его серьезному нахмуренному лицу я поняла, что в этот раз это не пустые разговоры. — Он дикое животное, и место ему в лесу. Так будет лучше.

Я стояла, не в силах ответить. Кут, почувствовав моё волнение, подбежал, ласково потерся об ноги. Я подняла щенка на руки, прижимая к себе.

— Курх, пожалуйста…

— Не надо было к нему привязываться, — жёстко оборвал он, отвернувшись, словно бы не желая смотреть в мои умоляющие глаза.

Муж забрался в сани. Я подошла, молча подала ему щенка. Не понимая происходящего, тот завозится в санях, радуясь предстоящему приключению. Глупенький.

На глаза навернулись слёзы, и я поспешно убежала в дом, не желая плакать при Курхе.

Опять одна. Без Кута и его умильной возни дом казался ещё более пустым. Я хваталась за то и это, пытаясь занять ум работой, но все валилось из рук. В конце концов, я наткнулась на спрятанный Кутом клубок ниток, стиснула его в кулаке и разревелась.

Сама не заметила, как задремала. Проснулась от грохота резко распахнутой двери, а в следующее мгновение вокруг меня белым пушистым угрем заплясал Кут. Прыгал, просился на руки. Я подхватила щенка, сама не своя от счастья.

Курх, сердитый и грозный, стоял в дверном проёме.

— Вернулся! — зло воскликнул он. — Гнался за санями через весь лес, стоило мне тронуться с места. Не смог не взять.

— Спасибо.

Муж хмурился, глядя на меня, но моя радость была столь заразительна, что и по его лицу промелькнула тень улыбки. Он спрятал её в воротнике плаща.

Кут носился между нами, переполненный энергией от недавней увлекательной прогулки, и ему были совершенно не интересны противоречивые мысли и чувства хозяев.