Надежда Соколова - Переселенки

При виде торопливо шедшего к нам Дженераса барон стремительно пошел красными пятнами непонятного происхождения и буквально подмел длинной черной шевелюрой пол, поспешно склонившись в угодливом поклоне.

— Вы свободны, — небрежно бросил Император, и мужчина поспешил к выходу. Мило.

— Герцогиня, вы прелестны!

Ага, слышала уже. Впрочем, мысленное фырканье не помешало мне склонить голову, приветствуя правителя, а заодно и благодаря его за дежурный неискренний комплимент.

За столом и правда сегодня не сидели, что отнюдь не помешало Дженерасу приказать поставить в трех углах бального зала небольшие столики с всевозможными закусками на фарфоровых тарелках и напитками в хрустальных графинах. Ну и, конечно же, народ вместо танцев активно подъедал дворцовые запасы. Музыканты трудились, исполняя одну мелодию за другой, а высшая аристократия под различные мелодии прилежно набивала животы. Чудесная картина…

Его Сиятельство великий и ужасный черный маг довольно быстро бросил свою любимую супругу на произвол судьбы и исчез в неизвестном направлении. Если б не свадебный обряд, пора была б обвинять ненаглядного мужа в измене.

— Ах, милочка, какие на вас изысканные украшения!

Это что еще такое? Какому очередному идиоту жизни лишиться хочется? Невысокая плотная дама средних лет, мне не знакома, взгляд как у жены ростовщика, такой же оценивающий, сама наряжена в меха: несмотря на жару во дворце. Вечер какой-то непонятный. Странные люди, странные разговоры… Да еще и «милочка». Что за покровительственно-снисходительный тон? Явно не местная. Завсегдатаи дворцовых «вечеринок» успели довольно хорошо изучить характер супруги советника Императора, и уж «милочки» точно от них не дождешься — побоятся моего недовольства и раздражения Варта.

— Мы знакомы? — чуть приподнятая правая бровь нужного эффекта не произвела.

— Пока нет. Но это всегда можно исправить. Я — баронесса норт Эрвильская!

Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Это что ж такое делается, люди добрые? К жене первого советника какая-то замшелая провинциалка пристала! Спасите- помогите!

Эрвиль… Слышала, да. Этакое глубокое захолустье неподалеку от Дорена, третьего государства на данном континенте. Если память мне ни с кем не изменяет, Дорен — небольшое княжество с дикими нравами, то есть с совершенно непривычным для Антонии равноправием полов. Значит, вот это вот нахальное чучело, стоявшее в данный момент напротив меня и глядевшее на герцогиню с высоты своих баронских каблуков, вполне могло перенять замашки доренских женщин. Что ж, тогда и надменность, и высокомерный вид, и оценивающий взгляд, и нежелание соблюдать этикет, представляясь лично, без какого-либо общего знакомого, вполне объяснимы. Мадам, вероятно, считает себя этаким глотком свободы в нашем темном, патриархальном царстве. Да уж. Как много на свете недообследованных людей…

— Я рада за вас, баронесса, жаль только, что в Эрвиле перестали обучать этикету, — пришлось осадить. А что поделать. Некоторые по-другому не понимают.

Дама пошла алыми пятнами, и мне почему-то мгновенно вспомнился «верный враг», встреченный нами с Вартом при появлении здесь. Уж не родственники ли они с баронессой? Титулы одинаковые. По возрасту примерно равны. Значит, муж и жена или брат и сестра. В любом случае, два неотесанных чурбана на великосветском приеме. Как их вообще сюда пустили?

— Вы! Да вы!

Ой-е. Да что ж ты так орешь, дурища. На нас уже ползала смотрит. Ты ж сама себя в неприглядном свете выставляешь, закатывая никому не нужную истерику.

— Я. Герцогиня ранос дорт Антариониус. — проймет? Нет? Все же о роде супруга известно почти везде.

Не проняло. Моя собеседница надулась, как тот шар.

— Да мне все равно, кто вы! Вы нахалка!

Да кто бы говорил…

— Кого я вижу! Ирма! — Амалия, высокая и довольно объемная брюнетка, одна из многочисленных не очень красивых дочерей богатой, но глупой герцогини Ульмы ранос дорт Вереней, дальней родственницы Императора, просияла практически искренней улыбкой и, не обращая ни малейшего внимания на шарик с титулом баронессы, доверительно, громким шепотом, «по секрету всему свету», сообщила, чуть склонившись к Моему Сиятельству:

— Мой брат завтра отправляется в Дорен. Свататься. Привезет жену сюда. Ирида давно мечтает пожить у нас, говорит тут чудесная обстановка, в отличие от их захудалого княжества. Миленькая девушка, тихая, скромная, и настоящая красавица!

Смех сбоку дал понять, что частное дело стало общим, и теперь вся аристократия в едином порыве топит одну заносчивую провинциалку. Удачно, кстати: женщина снова пошла пятнами, развернулась на каблуках и буквально сбежала с поля боя.

— Не бери в голову, Ирма, — улыбнулась Амалия. — У них в Эрвиле ужасные нравы.

Ирма:

Интернет… Этот необыкновенный, волшебный, виртуальный мир, так похожий на реальный, но более доступный… Всю неделю, что длились каникулы, я практически не вылезала из Сети, причем сама там ничего не писала, ни с кем не спорила, ничего никому не доказывала, только читала, впитывая, как губка, различную информацию, независимо от темы. Домработница три раза в день звала меня к столу, в остальное время я жила там, в иной реальности, частенько забывая об остывавшей рядом, на письменном столе, чашке кофе.

Когда домой вернулись дети и муж, я заставила себя отключить Интернет и вернуться к исполнению обязанностей матери и жены. Три дня все было в относительном порядке, хоть меня и тянуло к компьютеру со страшной силой. Потом я почувствовала желание писать. Только на этот раз не прозу.

— Стихи? Ирма, ты меня пугаешь. Это такая необычная реакция на Интернет? Да? Странно… И сколько уже написала?

— Пять.

— Ой… Что-то мне уже страшно. Читай уж, горе ты мое луковое, но только одно. Я взяла в руки заветную тетрадь, открыла на нужной странице, откашлялась и начала:

Восток алеет за рекой,

Как будто раненный Мессия.

Вновь потревожен твой покой,

Моя страна, моя Россия.

И снова черная угроза

Висит над Родиной моей.

И неба пламенные слезы

Умоют землю, как елей.

Седеет лес, бездушно поле.

Вокруг сплошная пустота.

И люди в горькой своей доле

Вдруг вспомнят вечный лик Христа…

На этот раз Ира не смеялась. Собеседница смотрела на меня с той стороны зеркала внимательно и задумчиво.

— Каша. Манная. Без комочков. В голове. Нет, Ирма, серьезно: это ж надо было так умудриться — смешать в небольшом трехстишье религию, описание природы и мистику. Хвалю, подруга. Это талант. К абсурду. Антону читала?

— Нет еще.

— И не надо. Жалко мужика — не мальчик уже, чтобы его так, неподготовленного… Что-то попроще ему подсунь, поспокойней, с меньшей эмоциональностью. Только на хохот не обижайся. Жертва Интернета, блин. Ты совсем ни с кем там не общалась?