Галина Гончарова - Красная зима [? Зима гнева] [litres]

И мелкое начальство отлично понимает эту градацию.

Борису Викторовичу ничего не стоит снять трубку и позвонить губернатору. И пожаловаться – мол, что это тут твои подчиненные разлетались? День жаркий? Напекло? Или припекло?

– Тетя Катя, а если еще раз придут – вы мне не позвоните?

– Конечно, позвоню. Жалко, что ли? Чайку попьешь?

– Буду рада, – искренне сказала Анна.

Соседка Ольга Петровна налетела на Анну во дворе. Со стороны это напоминало атаку курицы на фонарный столб, не иначе. Анна сталкивалась с такими личностями и реагировать на них правильно умела.

– Позор!!! Кошмар какой!? Это что ж ты такого сделала, что за тобой органы опеки бегают?! Куда это годится?! Да что люди скажут!!!

Визг, крики, шум…

Смысл произнесенной тирады (минут на двадцать) заключался в том, что Анна ужасна! Вот Ольга Петровна никогда! И никому! Нужна не была! А Анна?!

Это куда такое годится?! Нельзя так, еще как нельзя! Это неправильно, нехорошо, непорядочно, противоречит моральному кодексу строителя коммунизьма, и вообще, в чем там дело-то? Ась?!

Анна слушала молча.

В подобных случаях это единственный достойный выход. Начнешь ругаться, оправдываться, спорить, объяснять… не поможет! Наоборот, только больше распалит «активиста». А там…

Скажешь слово, одно, десять, втянешься в скандал, а потом – глядь! Ты с больной головой и пятнадцать суток за хулиганство, а «общественник» бегает и всем рассказывает, как его стр-р-р-рашно оскорбили! Здоровый и бодренький.

Для них-то это все сродни живой воде! Они из человека сил насосутся, прилепятся клещами, вопьются в самую сердцевину…

Анна не формулировала это именно таким образом. Но и поощрять «безумную активистку» не собиралась. Стояла, молча слушала… как бы. На самом деле думала о своем.

Клюква плоховата. Бруснику вымочили слишком сильно, не умеют здесь делать правильную моченую бруснику, рыжики на зубах не хрустят…

Кругом одни недочеты. И как из такого прикажете готовить праздничный обед? Ладно, ужин?

С другой стороны, мэтр Симон мог приготовить минимум девять блюд из одной гречки, а она чем хуже? Справится!

Вот никогда не думала, что ей пригодятся именно эти навыки, но поди ж ты! И Кира так интересуется… хорошая девочка. Правильно ее бабушка воспитала, девочка получилась очень домашняя, серьезная… А эпатаж – наносное.

Кто в юности не был бунтарем, в старости станет законченной сволочью, так, кажется?

Наконец Ольга Петровна вымоталась и более-менее успокоилась.

– Ты скажешь что-нибудь – или нет?

– Погода сегодня отличная, – сказала Анна.

– Издеваешься?!

– И снежок выпал…

– Ты что – не понимаешь…

Еще десять минут Ольга Петровна плевалась и орала. Но потом устала окончательно. Все ж не молоденькая, возраст уже не тот. И только тогда Анна соизволила заговорить.

– Ольга Петровна, вы лезете не в свое дело. А я не обязана давать вам отчет в своих поступках.

Обошла активистку и вышла со двора. Та осталась стоять, открывая и закрывая рот.

Тетя Катя выглянула из Аниной квартиры.

– Получила, сплетница старая? А и то поделом! Какое твое дело?! Чего ты к людям лезешь?! Тьфу, дура!

И дверью хлопнула.

Ольга Петровна так и осталась стоять посреди двора, наглядно иллюстрируя картину: «Плоть ее слаба, но дух силен!» Было б ей восемнадцать лет! Она бы всех тут построила!

Ну хоть тридцать…

А здоровье-то уже не то, и звоночки… и позвоночник, и печень…

А и ладно! Раз ее слушать не желают… она найдет, кому и что рассказать! Определенно! И там ее услышат! Будет эта маленькая дрянь знать, как заноситься!

Стерва!

– …Соратники, борьба увенчается успехом…

Жом Тигр откровенно не слушал.

Спать хотелось.

Сожрать слона, а потом завалиться спать суток так на двадцать-тридцать. И чтобы ни одна сволочь не будила. Тигры в спячку впадают? Нет? А пахать на них вы не пробовали?

Дел наваливалось…

Жуть и кошмар!

Как Петер умудрялся страной управлять, да еще по балам шляться, да еще приемы давать… хотя Тигр и так знал ответ.

Плохо!

Страной управляли через… да, через дамское место. Вот страна тем местом и накрылась. Петер наворотил, а им теперь разгребать не одно поколение. Если еще что получится.

Тигр потихоньку отошел к окну. Сейчас они были в императорском дворце, в Звенигороде. Пламенный витийствовал, собравшиеся внимали, отдавая должное столу а-ля фуршет… для своих-то накроют, им не го́лодно. И не холодно, даже жарко. Стекло окна слегка запотело.

Тигр оглянулся, но никто его не видел за портьерой, и мужчина позволил себе маленькую шалость. Как в детстве прижался носом к стеклу, подышал на него. Потом на подтаявшем инее вывел имя.

Коротенькое, всего три буквы.

Оглянулся еще раз – и тут же его стер.

Где ты, Яна?

Он искренне волновался за свою случайную подругу. Вот уж действительно – зацепила! Вроде и время уже прошло, а все равно не отпускает… мог бы – помог бы. Ну хоть…

Нет, и поехать к ней не смог бы.

Но хоть знать, что с ней все в порядке! Вот ведь…

И дела не оставишь. Раньше хоть Ураган был, а сейчас рыцарь Освобождения лежит в каком-то захолустном герцогстве, которое славится только своими урожаями пшеницы, и лелеет сломанную ногу. Угораздило его!

С другой стороны, случайности не объяснишь. Ладно, до весны время еще есть, а там и видно будет.

Жом Тигр посмотрел в окно – и вздрогнул.

Стемнело.

Мела по площади метель, закручивая странные вихри. И… показалось – или нет?

Над площадью, в вихре поземки, примерно на высоте пары человеческих ростов, летела громадная белая сова.

Потом достигла колокольни, коснулась ее крылом – и исчезла.

И глухо, тяжело бухнул колокол, обрывая речь Пламенного. Жом подпрыгнул у всех на виду, взвизгнул вовсе уж несолидно – не ожидал, – и заругался. Сильно.

– Я эту … колокольню… этот … колокол и эту … Хеллу …

Тигр даже и не подумал появляться из-за шторы.

Богиня?

Что ж, в таком случае у нее есть чувство юмора. Приятное разнообразие.

– Ваше здоровье, торы и жомы!

Антон Андреевич первым поднял бокал. И вслед за ним в едином жесте подняли руки люди. У кого рог, у кого бокал, стакан, фужер, да хоть и крышка от фляжки…

– Я не стану говорить красивых фраз. Я скажу так. Вы – герои. Вы выдержали тяжелую битву. Но впереди еще одна, гораздо более страшная и жуткая. Не просто с врагом, но с теми, кто рожден на нашей земле. Можно убить врага, но как убить болезнь? Я знаю, мы можем проиграть, мы можем умереть, но одного враг не дождется. Мы не сдадимся! Я верю в вас и знаю – мы справимся. И надеюсь, что ровно через год мы снова поднимем с вами бокалы. За нашу победу! Прошлую – и будущую!