Селина Катрин - Радужные грёзы [СИ]

— Эль… вилораль, — припомнил Кристиан моё имя. — Я не вижу смысла возвращаться в Шекрам. Да, я выиграл гражданскую войну, по сути, отменил запрет на смешанные браки. Народ счастлив и празднует, во главе находится мой хороший друг и преемник, я полностью в нём уверен. К тому же он молод, умён и не так уродлив. Я там совершенно не нужен.

— А это-то тут причём?!

— Да при том! Эльвилораль, посмотри на меня! — с горячностью он неожиданно повернулся ко мне и схватил за запястье. — Неужели ты не видишь?! Ты славно постаралась, почти залечила шрамы на моём лице, но ты не раз видела мою спину и ногу! Ваша донтрийская магия удивительна, но даже она не может справиться с этим ! Наши целители содрогаются, когда смотрят на мои увечья! Я искренне благодарен тебе, что ты тщательно скрываешь своё омерзение, когда дотрагиваешься до меня. Вы, донтрийцы, вообще хорошо умеете владеть своими эмоциями, этого у вас не отнять, но боюсь, норгешцы не настолько терпимый народ. Хромой убогий калека во главе государства — это нонсенс, знаешь ли, — и он горько хмыкнул.

— Но… — я попыталась возразить. Всё, что говорил сейчас Кристиан, казалось мне полнейшей ерундой и дикостью, но он не дал вставить мне и слова.

— А самое главное, я больше не могу воспользоваться магией! Вообще! У меня после моего ранения в ногу были такие же проблемы, но, кажется, на этот раз я действительно выгорел. Я её чувствую, она струится по моим венам, но при этом я не могу даже свечу зажечь. Это позор, настоящий позор для мага! Я просто не могу вернуться в Норгеш пустым, это слишком унизительно… меня засмеют свои же, — он отпустил моё запястье и откинулся на подушки. — Лучше умереть сейчас, чем, жить вот так…

Этого уже вытерпеть я не могла. С щемящей душу остротой почувствовала, что Кристиан не врёт и действительно не хочет больше жить. Этот сильный мужчина, освободивший целое государство от ужасных, кровавых законов, разрешающих убивать младенцев и массово отправляющих женщин на стерилизацию, подаривший счастье сотням, если не тысячам людей, считал себя недостойным жизни! Я столько времени ломала голову над тем, почему он не встаёт с кровати, неоднократно проверяла его ноги, искала скрытые травмы, а всё оказалось так просто и одновременно так сложно! Кажется, в Шекраме я считала, что его хромота — психосоматическое? О, я даже и представить себе не могла, как точно поставила диагноз.

Я резко наклонилась и впилась поцелуем в его жёсткие губы, искривлённый в горькой усмешке, обрывая нелепые и несправедливые слова мужчины, напрочь сметая все его аргументы. Не хочешь слушать меня? Отказываешься верить в то, что люди ценят тебя не за внешность? А как тогда ты воспримешь вот это?!

Несколько секунд Кристиан не отвечал мне, явно ошеломлённый моим поступком, но затем его губы стали мягче, и он осторожно, словно боясь спугнуть, ответил мне, аккуратно и бережно привлекая к себе. Его пальцы зарылись в моих волосах, но при этом я чувствовала, что он подсознательно остерегается, что это всего лишь злая шутка с моей стороны. Словно пытаясь доказать, что это не так, я углубила поцелуй и… потеряла счёт времени. Его мягкие губы были воистину невероятны, и мне хотелось стонать от удовольствия. Чем больше я приникала к Кристиану, тем больше чувствовала, что где-то в внизу живота у меня начинает завязывать тугой и жаркий узел. Дыхание сбилось, я совершенно забыла, зачем поцеловала генерала, хотя вроде бы не собиралась этого делать первоначально. Когда опомнилась, тяжело дыша, оторвалась от Кристиана, чтобы взглянуть на него и убедиться, что он отказался от своего дурацкого намерения умирать.

Брюнет, так же рвано дыша как и я, смотрел на меня, а в ореховых глазах плескалась какая-то странная смесь чувств:

— Эль… вилораль, — произнёс он, слегка запнувшись на имени, и тронув мою прядь волос, — ты очень красивая. Я благодарен тебе, по-настоящему благодарен, честное слово. И за то, что выхаживаешь меня, и за этот поцелуй. Я понимаю, почему ты так поступила. Вы, донтрийцы, — дети природы и всегда настроены против любой смерти. Ты не согласна с моим решением, но мне не нужна твоя жалость или снисхождение…

— Это не жалость, я… — небо! Вот же невозможный тип, он решил, что я его из сострадания поцеловала?! Хотелось взвыть. — Кристиан, да мне плевать, как ты выглядишь! Знаешь ли, шрамы вообще украшают мужчин!

Мужчина усмехнулся, видимо вспомнив, как ему однажды сказала эту фразу его служанка Эллис Ларвине.

— Вот теперь я верю, что ты подруга Эллис. У Вас много общего, хотя Вы совершенно не похожи, — он обвёл пальцем абрис моих губ, а я почувствовала, что их вновь закололо в желании поцеловать этого мужчину. — Жаль, что она не сказала тебе обо мне всей правды, если ты бы ты только знала, но не то, что не стала бы меня целовать, а даже воды не подала бы в той убогой камере. С другой стороны, я рад, что она не стала этим ни с кем делиться. По крайней мере, перед смертью у меня теперь будет такое замечательное воспоминание о нашем поцелуе.

Сейчас был именно тот самый момент, когда надо признаться, что я и есть та самая девушка, и я простила его уже давно. Даже представить не могла, что он так сильно мучается угрызениями совести… Я набрала в грудь побольше воздуха, но слова так и застыли у меня на губах, потому что Кристиан продолжил:

— Эльвилораль, я знаю, как выглядят донтрийцы. Даже в свои лучшие годы, когда я был молод и не имел шрамов, я не был и вполовину так красив, как любой из Ваших воинов. Уверен, что тебе делали предложение не раз и даже не два. Не стоит компрометировать себя и портить репутацию поцелуями со мной. Лучше подумай о том, с кем будешь строить свою жизнь. Я, кстати, расспрашивал о тебе, понял, что ты без рода.

Мои глаза округлились от изумления. Он что? Расспрашивал обо мне? У кого?

— Да-да, не удивляйся. Ты выхаживала меня ещё в тюремной камере, и заботишься обо мне до сих пор. Мне было интересно, кто ты такая, и почему так в вцепилась в меня.

— А как Вам вариант, что Вы мне понравились? — произнесла онемевшими губами и осознала, что это правда. Да, Кристиан, несмотря на всё, что было между нами, действительно мне нравился.

Мужчина ласково посмотрел на меня, как на ребёнка, перепачканного шоколадом и утверждающего, что шоколадного торта на столе и в помине не было.

— Я узнал, что о тебе здесь почти никто ничего не знает, а значит ты, наверняка, или смесок, или сирота без рода. В любом случае, у меня много денег, и я решил, что раз уж Эллис они больше не нужны, ведь теперь она донтрийская княжна, я завещаю всё состояние тебе.

Лучше бы он меня ударил. По крайне мере это было бы не так больно, как пощёчина, которую дают наотмашь. В одно мгновение я отшатнулась от кровати больного и резко встала. Да он же подумал, что я ухаживала за ним и всё это делала ради его денег! Ради того, чтобы меня потом «достойно отблагодарили»! Нашла умирающего генерала и «сделала всё, что было в моих силах»! Горькая обида заклокотала, обжигая душу сильнее, чем если бы меня поместили в кипяток заживо. Впервые в жизни я поцеловала мужчину и практически призналась ему в любви, а меня даже не восприняли всерьёз!