Юлия Цыпленкова - Фаворитка

— Прочь с дороги! — гаркнул дворянин, не дождавшийся от гвардейцев никакой реакции. — Кому служите?!

И вновь ответом ему была тишина. Дворянин криво ухмыльнулся и кивнул стражникам:

— Убрать их.

Я видела, как руки служивых потянулись к оружию, и бросила на короля беспокойный взгляд. Он, в отличие от меня, не испытывал и капли волнения, как, впрочем, и гвардейцы. Они свое оружие достали быстрей и нацелили на стражей и дворянина.

— Вперед, — негромко велел государь, и цепочка сдвинулась навстречу преграде.

— Ив… — негромко позвала я.

— М? — монарх скосил на меня глаза.

— Может, растерзаешь ее милость и сопровождение без кровопролития?

— Они пятятся, лучик, какое кровопролитие? — изломил бровь государь. Я поджала губы, и он насупился: — Никакого с тобой веселья.

— О, — взмахнула я рукой, задела поводья, и Аметист деловито зашагал вперед. Я спешно снова его остановила, пока мой жеребец не сунул нос в чужие игры. Мы сегодня были зрителями.

Однако и король далее медлить не стал, тем более дверь кареты приоткрылась, и оттуда выглянула прелестная женская головка.

— Что происходит, братец? — капризно спросила она. — Немедленно разберись с невежами и расчисти мне путь.

— Пошли вон! — снова гаркнул дворянин. — Где ваш хозяин?

— Я здесь, — отозвался король, и гвардейцы остановились. — Желаете на меня полюбоваться?

— Покажись, негодяй, или я назову тебя трусом, — надменно объявил дворянин. — Как смеешь ты не уступить дорогу, даме?

— У меня тоже рядом дама, — не спеша выехать вперед, ответил монарх. — Отчего вы не уступите ей дорогу? Уберите вашу карету, мы желаем ехать первыми.

— Кем бы ни была твоя дама, я сопровождаю невесту градоначальника Литена, — заносчивости в голосе дурня прибавилось.

— Вот как, — отметил государь.

— Покажись, — продолжал требовать самоубийца. — Или ты опасаешься?

— Опасаюсь, — не стал спорить Его Величество. — Опасаюсь, что мое появление доставит вам немало огорчений, ваша милость. Вы продолжаете настаивать?

— Убери их, я сказала, — рассердилась прелестная баронесса.

— Настаиваю, — ответил дворянин.

— Да будет так, — наконец, смилостивился король и выехал из-за спин своих гвардейцев. — Вам легче, ваша милость?

И знаете что? Его не узнали. Даже невеста городского начальника, дом и кабинет которого должны быть увешаны портретами правителя, осмотрев своего сюзерена, фыркнула и устремила скучающий взгляд в сторону. Если честно, я испытала прилив негодования. Мало того, что они не узнали своего государя, так еще и выказали пренебрежение моему мужчине. Как бы там ни было – он был мне почти мужем. И это фырканье пигалицы-баронессы, и высокомерный взгляд ее братца меня рассердили не на шутку.

Более не став ждать, я тронула поводья, и Аметист вышел вперед. Подъехав к государю, я, минуя взглядом дворянчика и его сестрицу, с неменьшим пренебрежением кивнула на досадную помеху и вопросила:

— Отчего мы стоим?

— Должно быть, от того, что нам мешают проехать, — любезно пояснил монарх.

— Кто? — с искренним изумлением спросила я. — Дорога пуста. Я вижу лишь, как плавится воздух от жаркого солнца.

— Вы никого не видите, ваше сиятельство? — включился в игру король.

— Отчего же, — устремила взор в сторону, — вокруг полно путников, но они все в стороне. Перед нами же пусто. Разве найдется глупец, который посмеет встать на пути короля?

— На подобное решится только дурак, моя дорогая графиня Тибад, — ответил Ив, и вот теперь мы одновременно поглядели на молодого барона Говмонда.

Над трактом разлилась тишина, нарушаемая лошадиным фырканьем и позвякиванием сбруи. Владелица графства превосходила по важности даже самого градоначальника, не то что его невесту. А если уж говорить о монархе…

— Боги, — гулко сглотнул барон.

Он впился взглядом в Его Величество, и тот даже помог ему: повернулся в профиль, снова поглядел в глаза, и его милость сполз с коня и упал на колени:

— Государь…

— Молчать, — отрывисто велел король, утратив всякое видимое благодушие. — Сестрицу в карету, сами в седло и все за мной. — После поглядел на меня и пояснил: — Пообедаем в Литене, ваше сиятельство.

— Великая честь… — попытался исправить положение юноша, но его никто не стал слушать.

Король поднял руку, и гвардейцы, до этого ехавшие впереди, вернулись на свою позицию. И раз инкогнито государя было раскрыто, то они более не стали отмалчиваться.

— Дорогу королю! Государь Камерата!

И путники, до того стоявшие в ошеломлении, спешно согнули спины, приветствуя своего сюзерена. И эта картина теперь сопровождала нас весь путь до Литена, а после и там тоже. Это не добавило доброго расположения духа. Мне нравилось ехать без всякой нарочитости, рассматривать людей, а не их спины.

— Я немного побушую, ты не против? — спросил меня Ив, когда мы въезжали в ворота Литена.

— Сколько угодно, — пожала я плечами. — Ты в своем праве.

— Благодарю, душа моя, — чуть насмешливо ответил государь.

А бушевать ему поводов дали немало. Начать с того, что градоначальник использовал стражу Литена, как личную охрану, отрядив в сопровождение своей невесте. Их задачей было беречь и охранять город наряду с полицией, а не разгонять путников по пути следования взбалмошной девицы, возомнившей себя, едва ли не королевой. Выходит, что ее жених или вовсе не соответствовал своей должности, идя на поводу и юной баронессы, или же считал себя государем… Литена и его окрестностей. В любом случае, одно только это породило множество вопросов и поводов к недовольству монарха.

И это не считая попытки угрозы оружием против соотечественников. Это уже было пострашней спеси – это было преступление, попадавшее под весьма тяжелую статью в «Законе Камерата». Подобное можно было толковать: от разбоя на дороге до государственной измены, а если учесть, против кого собирались применить оружие, то легко понять, какую часть статьи уготовил себе молодой барон Говмонд.

Ну и напоследок – грубость. Самая примитивная и пошлая. Виной тому было отсутствие должного воспитания или просто врожденная глупость и дерзость, но невежество среди дворян считалось недостойной. И даже не столь важным было, что его милость нагрубил самому королю, потому как не осознавал, с кем разговаривает, но он попросту позволил себе недопустимое поведение. А это тоже не могло остаться без внимания. Так что для негодования у государя были все основания, а я не собиралась вмешиваться. Да и не позволила бы себе сделать это, и не в случае баронов Говмонд.

Провинившиеся аристократы не посмели ослушаться. Они следовали за нами, более не позволяя себе не брани, ни спеси, ни взмахов плетьми. Зато насмешки, летевшие им в спины от тех, кто стал свидетелем безобразной сцены, были явственно слышны, что дало понять – подобное творится не впервые, иначе бы зеваки просто наблюдали, а обсудили, когда король удалится. Но издевка была отчетливой, а значит, люди неплохо знали Говмондов.