Марина Эльденберт - Прыжок в бездну

Выхожу из лифта, шагаю к двери, открываю своим ключом.

В холле темно, но стоит мне войти, свет зажигается автоматически. Доносящиеся из гостиной голоса стихают, встречать меня выходит Ингрид. Ее лицо просто каменное, но прежде чем я успеваю открыть рот, она шагает ко мне и изо всех сил залепляет мне пощечину.

Боль обжигает щеку, но еще сильнее обжигает холод. Волна ледяного холода поднимается изнутри, когда я изо всех сил даю пощечину Ингрид. Раскрытой ладонью — от души, и ее голова дергается в сторону. Глаза широко распахиваются как раз в тот момент, когда в холл входит отец.

— Юргарн! — Визгливый голос Ингрид совершенно не вяжется с выражением ее лица, когда я вошла, а с настоящим — растерянным, наливающимся злобой, — вполне. Она прижимает ладонь к щеке и отступает к моему отцу. — Она меня ударила! Ты это видел?! Она! Меня! Ударила!

— Я пришла поговорить с тобой, — игнорируя верещание Ингрид, говорю я. — Ты готов меня выслушать?

Кажется, такого не ожидал никто. Лицо отца тоже меняется: из холодного, отстраненного, оно становится еще более холодным и отстраненным.

— Тебе здесь не рады, Лаура.

— Значит, нет. — Я ставлю сумку на знакомую полочку. — И все-таки я настаиваю. Пойдем в кабинет, не хочу говорить при посторонних.

Ингрид переводит взгляд на меня, потом на него.

— Ты слышал?! Нет, ты это слышал?! И после всего, что она сделала, у нее еще хватает совести…

Не дожидаясь продолжения, я подхожу к ним, из-за чего Ингрид лишается дара речи. Беру отца под руку и киваю в сторону коридора. Странное дело, но он сразу идет за мной, а я… чувствую разрастающуюся внутри ледяную бурю. Такую, как если бы в двух шагах от меня стоял Торн и его пламя бежало по венам, превращая мою кровь в жидкий азот.

В кабинете я устраиваюсь в кресле, в котором когда-то сидела… Будем честны, я часто в нем сидела, в том числе и в тот день, когда узнала о приглашении от «Эрвилль де Олис» и моем «почетном» назначении на должность одной из невест Торна. Мне стоило тогда вести себя как сейчас: проявить больше твердости, и ничего этого не было бы.

Но все это было. Поэтому я дожидаюсь, пока отец сядет напротив меня, и говорю:

— Я люблю тебя.

Такого он еще больше не ожидает, поэтому на миг замолкает, а потом его лицо искажается от гнева.

— Ты?! Ты хоть представляешь, что ты натворила?! Ты уничтожила нас. Нашу семью! Все, к чему я шел долгие годы, разрушила мою карьеру. Нам придется уехать, а я даже не представляю куда.

— Возможно, так будет лучше.

Отец моргает, словно не верит в то, что я сказала, а я продолжаю:

— Я люблю тебя. Я люблю Сильви. Я даже Ингрид по-своему люблю, но ни тебе, ни ей я больше не позволю повышать на меня голос или поднять на меня руку. Ты ударил меня, когда я больше всего нуждалась в твоей поддержке, ты отдал меня мужчине, который считает возможным выслать нас из страны только потому, что все получилось не по-его. Теперь подумай, стоит ли переживать о том, что ты не займешь правящую должность рядом с ним.

— Ты сумасшедшая, — выдыхает отец. — Ты сошла с ума, Лаура!

Он поднимается из-за стола, подставка для планшета летит на пол из-за его резкости.

— Ты пришла сюда после всего, что ты натворила, и ты мне все это говоришь… Ты смеешь мне все это говорить?! После всего, что я для тебя сделал? Да, я пытался устроить твою жизнь, чтобы ты не прыгала все время, сверкая трусами, на своих лентах! Чтобы у тебя было все! И как ты этим распорядилась?! Выбросила на помойку! Вместе с семьей! Со всеми нами! После этого ты смеешь говорить мне о любви?!

Я глубоко вздыхаю. Слова отца должны больно ранить, но боли нет. По крайней мере, я ее не чувствую: то ли срабатывает заморозка, взявшаяся во мне непонятно откуда, но очень кстати. То ли я все это пережила в тот вечер, когда очнулась после случившегося в «Алой ленте». Я не нужна ему. Он меня не слышит. Не понимает. Не хочет понимать. А я не хочу понимать его, и, наверное, это уже стоит признать. Равно как пора перестать цепляться за прошлое.

— Пожалуй, мне лучше уйти. — Я поднимаюсь.

— Тебе не стоило приходить! — кричит отец. — После того, что ты сделала, тебе не стоило даже переступать порог этого дома! Я, Ингрид… о своей сестре ты подумала?! Она только начала учиться! Ты разрушила ее жизнь!

Его лицо искажено, я не хочу запоминать его таким. Поэтому быстро отворачиваюсь и иду к двери. Это не больно под заморозкой, нет, но это больно где-то на уровне сердца, которое все еще чувствует иначе. У двери я все-таки останавливаюсь, оборачиваюсь.

— Я переезжаю в Рагран. Если тебе интересно. Все контакты я оставлю Даргелу, поэтому, когда ты будешь готов со мной говорить…

— Когда я буду готов?! — Отец раздувает ноздри. — Я жалею только о том дне, когда позволил твоей матери совершить это безумство. Ей надо было сразу сделать аборт.

Я выхожу за дверь. Он кричит мне вслед, что-то падает и, судя по звуку, разбивается, но я просто прохожу по коридорам, возвращаюсь в холл. Ингрид по-прежнему там стоит как приклеенная. Только заметив меня, указывает наверх:

— Твои вещи доставили сегодня. Забирай их и выметайся, и не вздумай приближаться к Сильви! Она проплакала весь день и только что заснула.

Ее взгляд просто сочится ненавистью, но я спокойно его выдерживаю. Прохожу мимо, направляюсь к лестнице.

— Как ты себя сейчас чувствуешь, Лаура? — Голос Ингрид дрожит. — Как ты себя чувствуешь, уничтожив свою семью?! Неблагодарная эгоистка!

Я лишь на миг задерживаюсь на лестнице, но потом понимаю, что это бессмысленно. Даргел оказался прав: мне сюда приезжать не стоило. Или, по крайней мере, не стоило делать этого сейчас, но с каждым шагом лед во мне становится крепче. Он нарастает броней, покрывая меня изнутри и снаружи, и каждый мой шаг становится более уверенным и жестким.

Ингрид взлетает за мной по лестнице, бросается наперерез и закрывает дверь в комнату дочери собой.

— Не смей. Не смей к ней заходить. Слышишь?

Я отодвигаю ее с той же легкостью, с какой могла бы отодвинуть аэрокресло. Она вроде пытается вцепиться в меня, но под моим взглядом просто отступает, только глаза полыхают.

Сильви действительно спит, светлые волосы разметались по подушке. Лицо, опухшее от слез, зареванное, и я сжимаю кулаки, чтобы развернуть себя на пороге и выйти, не приближаясь. Мне безумно хочется поправить ей одеяло.

Мы никогда не были лучшими подругами, но мы были сестрами.

Поэтому сейчас я все-таки подхожу к ней, убираю волнистую прядь со лба, а потом быстро выхожу. Мимо Ингрид, к себе в комнату. В комнату, которая когда-то была моей, а сейчас заставлена сумками, которые доставили из резиденции Торна. Сумок много, но посреди них с совершенно несчастным, растерянным видом сидит Гринни. Увидев меня, виаренок с верещанием бросается ко мне, трется о мои ноги, пытается запрыгнуть на руки.