Светлана Мик - 7 веков к тебе

Под влиянием всех обстоятельств того времени людям приходилось взрослеть очень рано, а, значит, и старели они раньше. И среди таких людей я казалась еще совсем молодой и неприспособленной к жизни, хотя мне уже было почти двадцать пять. У меня была хорошая кожа и целые зубы, что являлось редкостью в Средневековье. Ко всему прочему, я имела опыт общения с разными людьми и была знакома с психологией взаимоотношений. Мужчины спустя века остаются прежними мужчинами все с теми же взглядами и тем же отношением к женщинам. Но я и не подозревала, что знания подобного рода мне пригодятся в 14 веке, – Елизавета горько улыбнулась и отвела взгляд в сторону.

На мгновение она всей душой вернулась в самый важный день своей жизни, который случился за шесть с лишним веков до ее рождения.

Возникла длительная пауза, и все молчали, погрузившись в странное ощущение сиюминутного кардинального поворота событий.

– Тем ранним утром я с другими послушницами работала в саду у самой стены, которой был обнесен монастырь. И под нашими стенами как раз проходила дорога, ведущая в город. Мы могли слышать все звуки и голоса проезжающих людей. Случалось, что это было единственным развлечением девушек. Я, как сейчас, помню удивленные и встревоженные лица женщин, когда в ворота монастыря громко и настойчиво постучали: «Откройте! С нами раненый рыцарь! Во имя Христа, откройте!»

Видно было, как хромой сторож заковылял посмотреть на непрошеных гостей, и удостовериться, действительно ли там есть раненый рыцарь. Он дотошно разглядывал всех прибывших из своего узенького окошка, расположенного возле ворот. Эта медлительность разозлила кого-то, и начался жаркий спор и укоры со стороны человека, назвавшегося оруженосцем умирающего рыцаря.

Как выяснилось, некий благородный господин со своим слугой ночью встретили на своем пути шайку придорожных бандитов. Главной целью нападений всегда были господа, за счет которых можно было поживиться, и потому основной удар пришлось принять на себя рыцарю. Даже уложив последнего головореза, он, раненый, еще мог держаться в седле, но обильная кровопотеря к утру заставила мужчину потерять сознание. Только Богу известно, что было бы с ним, если бы не проезжающие мимо фигляры-цыгане. Они уложили раненого господина в свою повозку и привезли к ближайшему монастырю в сопровождении его верного оруженосца.

Для нас всех это было ярким событием, ведь монастырь – настолько тихая обитель, что любое, даже мелкое происшествие, обсуждалось изо дня в день.

Я и сама слушала, стараясь не пропустить ни единого слова из рассказа оруженосца, и была крайне поражена, когда наш сторож сказал:

– Не велено впускать проходимцев. Ждите!

– Да как ты смеешь?! Мой господин умирает, безбожник этакий! – не стерпел слуга.

– Я должен сначала найти мать-настоятельницу и спросить у нее разрешения открыть ворота. Так что ждите! – и наш сторож, хромая, отправился на поиски матери-настоятельницы по всему монастырю.

Я оглянулась на послушниц и монахинь, но ни одна из «сестер» не проявила явного милосердия к человеку, так остро нуждавшемуся в нем. Все с любопытством столпились у закрытых ворот, выглядывая в полуприкрытое окно.

И тогда я сама приняла решение. За одну секунду. И никогда об этом не жалела.

Я подбежала и пошире распахнула окно. Пожилой седоволосый оруженосец и стоявший с ним цыган что-то возбужденно обсуждали. У повозки, где, очевидно, умирал рыцарь, сидела старая цыганка с окровавленной тканью в руке. Она уже никуда не спешила.

Седой слуга, увидев меня, вдруг быстро подошел к окошку и с отчаянием заговорил:

– Леди, будьте милостивы к умирающему. Ведь на его месте мог быть ваш брат или отец. Возможно, это последние часы моего господина, а ваш охранник, пес знает, куда запропастился! – Он обернулся на раненного и отчаянно хлопнул себя по бокам, – расскажи кому, ведь не поверят, что славный барон Хэдли, истекая кровью, умирал под стенами Божьей обители!

Медлить было нельзя. И я стала отодвигать тяжелые засовы на воротах один за другим. Настоятельницы все еще не было видно, когда я позволила занести раненого в пределы монастырских стен в ближайшее строение – дом сторожа, напоминающую большую старую будку. А монахини, стесняясь и прячась друг за друга, наконец-то принесли колодезную воду и чистую ткань.

У раненного человека был жар, и мне пришлось срочно обтереть его лицо, шею и руки холодной водой, как всегда делала мама при моей болезни.

В первые минуты этот человек показался мне обычным мужчиной. У него были высокий лоб, прямые стрелы бровей, крепкая челюсть. Жесткая щетина не могла скрыть его широкий подбородок, что, кстати, указывало на сильный характер человека. Но даже тогда я поразилась, насколько внушительными были его грудь и плечи. Еще бы, при таком телосложении его противнику было легче попасть в него стрелой, чем промахнуться. Однако именно такое строение объясняло, как воины Средневековья «вращали» мечами весом по 50 килограмм сутки напролет. И все же, насколько бы не был силен этот рыцарь при жизни, сейчас он был не в состоянии поднять даже собственные веки.

Я знала, что надо срочно очистить его раны, но все же боялась притронуться к ним. Такого жуткого зрелища я и представить себе не могла. Размотав тряпье цыган, я обнаружила на предплечье человека открытую рану, очевидно, от меча. Его кожаный жакет-броня тоже был обагрен кровью. Кое-где она хлюпала и под одеждой. Вдобавок к этому, рядом в двух местах виднелись раны, словно маленькие глубокие ямы.

– Это… это от стрел? – не поверила я глазам.

– Да, леди, – закивал слуга, притоптывая от нетерпения, – я их сам вытаскивал после боя.

– Нет, нельзя! Так он больше крови потерял!

– Так я же золой из костра потом засыпал.

– Что Вы засыпали?

– Раны господина Хэдли. И крови стало меньше идти…

У меня не было слов. Думаю, оруженосец это понял по моим круглым глазам. Меня особенно беспокоила рана мужчины слева на груди, было ясно – метили в сердце. Под коркой уже запекшейся крови виднелись крупицы земли, которые следовало как можно скорее вычистить. Господи, и это в теле живого человека!

Смотря на такие раны, я сама ощущала физическую боль. С окаменевшим лицом я начала отмачивать его затвердевшую кровь возле ран, перемешанную с грязью. Как говорится, глаза боятся, а руки делают. Я опасалась, что человек придет в себя и почувствует все болезненные манипуляции, поскольку ни капли обезболивающего ему еще не дали. Но нет, в сознание он так и не пришел. Повезло. И ему, и мне.

Я старалась делать все максимально быстро и четко, а за недостатком инструментов вскоре стала промывать и очищать его раны не только тканью, но и голыми руками. Это было одним из страшнейших кошмаров моей жизни. Лишь одна из девушек решилась помогать мне, чуть не со слезами уверяя, что будет нам наказание.