Юлия Ларосса - Тихий ветер

Особенно страшно было только в первую неделю. Стадия отрицания прошла быстро. Я свыклась на удивление молниеносно. Почему? Всё просто. Не было выбора и времени на адаптацию. Я приняла вызов войны и взяла в руки своё оружие – медицину.

Я не успела перейти на завершающий этап обучения, который определил бы мою профессиональную специальность. Я оказалась универсальным врачом, который мог провести несложную операцию и быстро вылечить ангину.

День пролетел как один миг. Вытирая пот со лба, я устало прислонилась к стене.

Наконец-то затишье. Больше не слышно криков о помощи и стонов. На миг я прикрыла глаза, пытаясь за пару минут насытиться тишиной и набраться сил. Это тоже моя новая способность.

– Вив? – прозвучал над головой голос Анны.

Я резко дёрнулась и открыла глаза. Я сидела на полу в коридоре госпиталя. Когда же успела сползти по стене?

– Ты просила напомнить, когда наступит время для новой инъекции нашему особому пациенту, – устало сказала подруга и подала мне руку. – Могу сама это сделать, если хочешь.

– Спасибо, милая, – прохрипела я, стряхивая с себя мимолётную дремоту. – Я должна осмотреть его.

Поднялась на ноги с её помощью и пошла в сторону одиночной палаты, которую сегодня уже восемь раз пытались заселить.

У входа теперь сидели двое солдат в полном боевом снаряжении. Они тут же подскочили и выпрямились, когда мы приблизились. Один из них не убрал улыбку при виде Анны, и та довольно хохотнула. Другой же открыл нам дверь.

– Мы хотели его заковать, но майор запретила. Сказала, что он и без того слаб, – пояснил тот, что оставался серьёзным. – Если что, мы рядом.

Я кивнула, ибо сил на ответ не нашла.

В палате было светлее, чем ночью, – включили основной свет. Комитадж в больничной одежде лежал на кровати с закрытыми глазами, без кислородной маски, но подключённый к монитору контроля гемодинамики.

Приблизившись, я натянула перчатки и стала проверять информацию на дисплее. Пульс в норме, артериальное давление тоже. Температура тела незначительно повышена. Воспаление не отступает.

Я перевела взгляд на офицера. Он либо крепко спал, либо притворялся, но виду не подал, когда мы приблизились.

Анна рядом томно вздохнула:

– Интересно, его лицо так же красиво, как и тело? Я пока помогала его переодевать, чуть не захлебнулась слюной! Вот бы взглянуть на него, когда сойдут побои.

Я слишком устала, чтобы напоминать ей про опасность не только таких речей, но даже мыслей, поэтому промолчала. Откинув простыню с мощного тела, я отклеила пластырь и сняла повязку, насквозь пропитанную кровью.

Утром крови стало намного меньше. Я принялась тщательно изучать рану.

– Он пытался встать или освободиться, – предположила я, глядя на запёкшуюся кровь. – Швы едва не разошлись.

– Настойчиво пытался, очевидно! Ведь о твоих швах ходят легенды, Мессарош! – без стеснения провозгласила Анна.

Я вяло улыбнулась и молча согласилась с ней. Самые серьёзные раны действительно поручали зашивать мне, доверяя прочности и надёжности моих стежков.

Я проткнула одну из набухших вен на руке комитаджа и набрала крови.

– Анна, отнеси в лабораторию, – сказала я, вытаскивая иглу и заполняя одну из пробирок, которые всегда были в моих карманах. – Скажи им, что анализ нужен срочно. Пусть отметят уровень лейкоцитов и тромбоцитов.

– Тогда сделай ему инъекцию сама, – пробурчала она, явно огорчённая внезапно выпавшей ей работой.

Я усмехнулась ей вслед, понимая, что теперь пленник уже не так ей нравится, ведь он только что лишил её нескольких минут объятий с очередным любимым. Проводила её взглядом и подошла к столу у окна, чтобы приготовить укол, повернувшись спиной к пациенту. Я вскрыла ампулу пенициллина и набрала препарат в шприц. Смочив ватку в спирте, я выпустила воздух из шприца…

Пленный офицер тихо застонал. Я напряжённо застыла.

Что-то тяжёлое свалилось на пол с глухим звуком. Я вздрогнула и быстро развернулась.

– О боже! – выдохнула я и ринулась к офицеру, который свалился с койки и лежал лицом вниз.

Мозг лихорадочно пульсировал мыслями о последствиях падения с полутораметровой высоты в таком состоянии. Их отчаянно перебивали тревожные сигналы аппарата, который больше не отслеживал состояние человека.

– Офицер!..

Я упала на колени рядом с ним, приподняв руку с готовым шприцем, и коснулась шеи комитаджа, чтобы прощупать его пульс. Капли крови были повсюду, ведь пока он падал, катетеры с силой вырывались из его вен.

Я замерла, прислушиваясь. Есть! И дыхание тоже!

Комитадж зашевелился. Распахнул глаза и, глядя в пол, крепко схватил моё запястье. Так, спокойно! Нужно вызвать подмогу. В одной руке шприц, другая скована пленником, который, похоже, в беспамятстве. До рации не дотянусь. Но за дверью два здоровенных солдата, которые способны поднять его. Нужно их позвать.

Уже набрала воздуха в грудь, чтобы крикнуть, но комитадж резко дёрнул меня за запястье. Потеряв равновесие, я упала рядом на спину, больно ударившись затылком. В глазах на мгновение что-то вспыхнуло, и мне стало трудно дышать.

Большая ладонь чернорубашечника легла мне на лицо, закрыв рот. Обхватив так мою голову, он притянул к себе. Я легко скользнула по гладкому полу и оказалась рядом с израненным лицом комитаджа, которое было в нескольких сантиметрах от моего. Окаменела и перестала дышать, почувствовав, как игла от шприца, из которого он только что выпустил антибиотик и набрал воздух, проколола кожу. Там, где бешено стучал мой пульс.

– Я знаю, вы отлично понимаете меня, – прозвучал низкий голос комитаджа на фламандском языке так тихо, что услышать могла лишь я. – Как знаю и то, что у вас есть родной брат. Вы очень похожи с ним, только у него родинка вот здесь…

Он ткнул пальцем мне в лоб над левой бровью и продолжил шептать:

– Лейтенант Клаус Мессарош – наш пленник. Помогите мне, и я верну вам его. Он будет жить, если и я выживу.

Он резко откатился и оттолкнул меня так же быстро, как и схватил. В палату влетели солдаты. Я напрочь забыла о камерах видеонаблюдения. Солдаты увидели, что здесь происходит, и примчались на помощь.

Я вскочила на ноги и, развернувшись, дико уставилась на пленника. Его чёрные глаза были закрыты, казалось, что он в отключке. Комитаджа стали поднимать, неустанно ругаясь, и снова укладывать на койку.

Один из солдат обращался ко мне с вопросами о моём самочувствии, перекрикивая гомон других голосов и писк аппаратов. Его пытливые глаза заглядывали мне в лицо, и он хотел узнать, разговаривали ли мы. Я сглотнула и отрицательно мотнула головой.

Я была в замешательстве, всё ещё чувствуя, как тонкая игла упирается мне в артерию, а дыхание перехватывает от чёрного взгляда комитаджа. Машинально коснулась шеи и посмотрела на руку в белой медицинской перчатке. На пальцах оказались несколько капель крови.