Анна Кудинова - 39 долей чистого золота

«Второй этаж – это тебе не десятый», – думала Таня, свесившись из окна кухни своего нового жилища: вида нет никакого, торчит лишь кусок небольшой городской площади, детский городок, с которого доносятся непрерывные крики, создающие звуковой фон, словно радио, и небольшой кусок тротуара, по которому время от времени цокают прохожие. Таня поторчала в окне, внимательно изучив все, что попало в обзор, а затем стала осматривать квартиру сестры. Прихожая узкая и длинная, сразу за поворотом, обклеенным старыми замусоленными обоями, простираются «просторы» шестиметровой кухни, не менее замусоленной, чем те самые обои на повороте.

«Очень непохоже на жилище моей педантичной сестры-перфекционистки», – размышляла Таня, водя кончиком острого носа туда-сюда. Прямо была гостиная, покрашенная в бледно-персиковый цвет, в середине стоял стол, а по обе стороны от него серые бархатные диваны-близнецы, отделанные деревянными вставками. Тяжелые шторы спускались вниз вдоль высокой стены и выписывали кренделя, тисненные золотой бархатной каймой, слабо напоминавшие викторианский стиль. Над диванами – картины: одна – «Ковер-самолет» Васнецова, не оригинал, разумеется, а другая – неизвестная на сей момент Тане репродукция тройки лошадей, несущейся вдаль.

«Это явно не моя сестра повесила, она на такое в принципе не способна, скорее, тут висела бы ее свадебная фотография или та, что сделана в Геленджике – на песчаном берегу, в позе лежащей лошади, – будь то дело рук моей сестры. А еще засохшие цветы в вазочке или под стеклом», – и тут Танин взор пал именно на вазочку, стоящую на полочке с засохшими цветами. Сделано с любовью и драматизмом.

Комната оказалась проходная, и следом за ней была еще одна проходная, а уже из нее проход в спальню. Кто так строил? Зачем столько проходных комнат, если жить в них все равно нельзя – коридоры сплошные? Это старый четырехэтажный дом со скрипучими деревянными полами, высоченными потолками, большими окнами и вытянутыми проходными комнатами. Мрак. И еще так далеко от города.

Ближе к вечеру Таня освоилась, и ей даже стала нравиться новая обстановка, она не спеша раскладывала вещи, представляя предыдущих обитателей этого дома, поскольку бытовые будни своей сестры представлять было, ну, совсем не интересно. И только фантазия девушки хотела было разыграться по полной, как голодный желудок тут же дал о себе знать: кроме утреннего кофе, в нем еще ничего не побывало за день, и он не на шутку рассердился, начав издавать журчание и бурление. Таня сложила в рюкзак необходимое и, перешагнув через свои сумки, стоявшие в прихожей прямо на пути так, что не споткнуться о них было невозможно, вышла из дома.

Солнце село, и небо помутнело. Таня возвращалась по узкой аллее, по обе стороны, усыпанной лавочками, на которых сидели пенсионеры с палочками в руках, малолетки с набитыми жвачкой ртами и грустные молодые мамы с орущими колясками. Рюкзак был расстегнут и висел на одном плече, из него тянулся тонкий аромат бородинского хлеба. Таня залезала в рюкзак рукой и, шелестя пакетом, отламывала кусок за куском. Что плохого в том, чтобы есть хлеб на улице, как говорится, всухомятку? Что это вообще за сухомятка такая? А слюни? Они что, не считаются? И вообще, где статистика, что от этого умирают? Нету? Всем, кто вытаращивает глаза при виде съеденной по дороге буханки черного хлеба, до свидания!

Небо стало розоватым, а это означало, что завтра будет жарко. Дотошные комары вились в воздухе плотным жужжащим роем на фоне торчащих из-за макушек деревьев одиноких новостроек в дальней части города и гнали поскорее домой своими назойливыми, колкими укусами. По возвращении обнаружилось, что света в подъезде нет, и Тане пришлось пробираться сквозь кромешную темноту, вспоминая момент прощания с сестрой на вокзале. Она ведь вроде что-то говорила – это было как раз одно из не пойманных колец, которое пролетело мимо, задев кончик уха и прядь растрепанных волос.

Следующим утром, после двухчасового принятия душа, Таня выскочила из ванной абсолютно голая и поскакала по коридору на мысочках, оставляя за собой мокрые следы на полу. Никакого отношения к эксгибиционизму это не имело, а было связано лишь с тем, что в ванной не нашлось ни одного чистого полотенца. В его поисках Таня порылась в нескольких шкафах, а затем обнаружила еще одну узкую дверь в коридоре – в гардеробной-то точно есть чем вытереться. Когда Таня замотала голову полотенцем, тело почти высохло, само собой. В кладовой между стеллажами находилась еще одна дверь.

«Закрыто», – дернув за ручку, подумала девушка. Сверху и снизу находились дверные засовы, замазанные толстым слоем краски вместе с самой дверью и стеной. Засовы прилипли намертво, а распаренные пальцы соскальзывали с маленькой задвижки, тем самым разжигая интерес еще больше. Таня не собиралась сдаваться и вспомнила о ящике с инструментами, который видела накануне вечером в коридорном шкафу. Споткнувшись о свои сумки, которые все еще валялись в проходе, она взяла отвертку, пассатижи и вернулась обратно. «Вот теперь-то ты откроешься», – прикусив нижнюю губу, сказала Таня. Все оказалось сложнее, чем ожидалось, но уже через несколько минут краска была содрана, засовы искорежены, и дверь сдалась в борьбе с неутолимой жаждой удовлетворить любопытство. Дверь открывалась на себя, на пути встали коробки с обувью и большая плетеная корзина с посудой. Через щель в двадцать сантиметров виднелась только темнота, Таня просунула руку и стала водить по стене в поисках выключателя – но его там не оказалось, и тогда девушка расчистила проход, чтобы дверь открылась полностью. Комната была небольшой, может быть, чуть больше кухни, но вытянутой формы. Свет, пролившийся из коридора через кладовую, осветил лишь часть комнаты – много-много картонных коробок, покрытых ровным голубоватым слоем пыли, стояли друг на дружке, деревянная кровать – на ней книги, коробки, набитые полиэтиленовые мешки, старинный деревянный комод, а к нему прислонено стоящее рядом на полу зеркало, завязанное в простынь. Это все, что удалось рассмотреть. На несколько секунд Таню охватил ужас и парализовал ее голое тело, стоящее посреди комнаты в тусклой полосе пролившегося света, словно муху после укуса паука-птицееда. Девственный покой чьей-то некогда существовавшей здесь жизни был разрушен в тот самый миг. Всю таинственность и загадочность ситуации испортил молодой мужской голос из-за стены:

– Кто здесь?

Таня стояла неподвижно.

– Кто вы? Я вас слышу.

Таня испуганно выбежала из комнаты в гардеробную и придвинула обратно плетеную корзину с посудой, представляя выражение лица сестры, когда та узнает о том, как Таня сломала дверь и голая влезла на соседскую территорию. Но и с ее стороны было опрометчиво забыть предупредить, что квартира коммунальная. Хотя, возможно, она об этом и говорила.