Петр Ингвин - Три плюс одна

Все современные герои, события и факты в романе – вымышленные.

Все исторические герои, события и факты в романе – подлинные.

Его роль в грядущих событиях выглядела здорово. Человек, который спас Землю. Возможно, ему дадут Нобелевскую премию мира. Или его именем назовут другую премию, новую, которая по значимости превзойдет Нобелевскую. Скоро мир изменится. Единственное, что не давало насладиться моментом – непонимание, почему великие истины, у которых, казалось бы, не может быть иного толкования, другие люди воспринимали как несусветную чушь. Кастусь спорил даже с отцом, обычным сельским работником, под старость переехавшим из Беларуси к дочери в Россию. Родная деревня находилась неподалеку от города Глубокое, где стояла полуразрушенная стела – напоминание, что именно в Великом Княжестве Литовском была принята вторая после Соединенных Штатов конституция. Кто об этом помнит, кто рассказывает детям, чтобы гордились, и внукам, чтобы возродили былое величие?

– Чем предлагаешь гордиться? – не понимал отец. – Конституцией или демократией? В греческих демократиях каждый третий был рабом, а женщины и дети фактически тоже были рабами. Нынешние демократии ничем не лучше, только фиговый листок у них побольше, от пяток до макушки. Гордиться конституцией? А она что же, спасла от чего-то или дала кому-то свободу? Та же американская конституция принималась, когда рабство было нормальным явлением, и его даже не упомянули, настолько оно казалось естественным, и женщины не были гражданами, поэтому их тоже не упомянули. Конституции принимаются теми, кто захватил власть, и пишутся под себя, чтобы власть удержать. Не вижу повода для гордости.

Грандиозные успехи и победы прошлого тоже никак отца не трогали.

– Гордиться великим прошлым? – каждый раз распалялся он, едва Кастусь заговаривал о Великом Княжестве Литовском. – Гордиться тем, что мы потомки тех самых литвинов, чье происхождение никем не признается, поскольку государство с названием Литва спокойно живет по соседству? Если это единственный повод для гордости…

– Но ты гордишься тем же – великим прошлым, только чужого народа.

– Своего!!! – кричал отец, словно Кастусь отбирал у него последнее. – Наш отказ от мечты отцов, от достижений и подвигов нашего… да, Нашего Великого Народа – это успех врага, которому категорически не нужно наше величие. У нас украли прошлое, теперь крадут остатки будущего. Постой, не криви рожу, знаю все, что ты скажешь, миллион раз слышал по радио от тех, кто предпочитает любить родину из-за границы и за деньги. Но это мы запускали первый спутник и первыми полетели в космос! Это мы победили французов, немцев, турок, шведов и еще кучу других великих народов и племен, кто приходил на нашу землю! Повторяю – Нашу! Всю! Намного большую, чем та, о которой ты грезишь в самых смелых мечтах. Мы создали самую великую и огромную страну в истории человечества. Мы – все вместе – создали атомные станции и ракеты. Это нас еще вчера боялся и уважал весь мир – в зависимости от того, враг он или друг. Где сейчас это все? Почему мы отказались быть великим народом и приняли на себя участь обиженных? Кто украл у нас нашу историю и наши победы? Ты хочешь независимой великой Литвы в пределах Великого Княжества Литовского? Ее не будет. Не будет тех территорий, как в ее лучшие годы, не будет величия, будет только независимость. А кому будет служить завоеванная ценой многих жизней независимость? Местным политикам и олигархам, они и будут процветать, а независимый от прежнего величия народ будет беднеть, гибнуть и залезать в долги. А потом одна часть народа будет резать и жечь другую, потому что та неправильно поняла дарованную независимость. Или еще за что-то. Когда все плохо – всегда требуются враги, которых можно во всем обвинить, и врагов будут находить в народе до тех пор, пока будет оставаться народ. А потом не останется никого, потому что все, как окажется, полегли в борьбе за величие. И у твоей земли появятся новые хозяева. Тебе нужно это? – А в конце споров на тему истории отец всегда читал нотацию: – В древности, говорят, существовал золотой век. Так что же теперь – всем повыбрасывать штаны и переселиться в пещеры?

Эх, был бы здесь хотя бы Мирон – единственная родная душа, на кого можно положиться…

Три плюс одна. Вычесть лишних, должно равняться двум. К общему сожалению, уравнение на выходе давало четыре унылые единицы, что для каждого равнялось нулю. Странная математика, но другой не было, отношения трудно поддаются расчетам.

Грабли в руках Ника скребли землю, будто сдирали кожу. Личность воображаемого недруга тайны не составляла, у всей тройки – Ника, Мирона и Аскера – это был один человек. И он был рядом.

– Естудэ-э-эй… – разносилось над опушкой, и лес отвечал глухим эхом, – оу май траблз симд со фа-а-ар эвэ-эй…

Забравшийся на пригорок Толик копировал оригинального исполнителя: волосы развевались, подобранная с земли ветка изображала гитару. Правая рука держала «гриф», а левая стегала по воображаемым струнам – мерзавец-перфекционист учел даже то, что Маккартни – левша. За это Ник ненавидел его еще больше. Не сэра Пола, естественно.

Одного с Ником среднего роста, Толик абсолютно не походил на него в остальном: у Ника волосы были темные и короткие, у всеобщего университетского любимчика – светлые, длинные, иногда схваченные сзади в хвост, а сейчас отданные на волю ветра. Толик умел подать себя. В меру накачанный красавчик с проблесками интеллекта, столь же редкими, сколь, надо быть честным, незаурядными. Обидно, что острота ума направлялась исключительно на удовольствия – убойные шуточки влекли девчонок, как запах шашлыка – бродячих псин. Ни за что не понять, как умная рассудительная Луиза могла запасть на такого.

Наташа Ростова обожглась на Курагине и досталась Пьеру. Это хоть как-то утешало. Хорошо смеется, как известно, последний.

Не утешало. Очень не хотелось быть в очереди последним, но на вопрос, что лучше – стать для Луизы никем или последним, ответ имелся, он был единственный и хоть как-то примирял с реальностью. Не можешь ничего сделать – жди, как говорят китайские мудрецы, и мимо проплывет труп врага. Ник не считал Толика врагом. Скорее, не по праву удачливым соперником. Не по праву, поскольку личной заслуги в богатых родителях, статной фигуре и смазливой физиономии не усматривалось. С другой стороны, Луиза тоже не виновата в том, что желанна не менее мороженого в жару, и поговорить с ней умному человеку – одно удовольствие. Но то – Луиза, а то – слащаво-приторный «мажор», только слепой не увидит разницы. Ник удержал вздох – нельзя показывать чувства окружающим, это смешно и глупо. Достаточно скосить взор на Мирона: нервные движения не соответствовали комплекции, желваки на сосредоточенном полноватом лице елозили, как мыши под ковриком, щеки покрылись пятнами. Да, смешно и глупо. Возникала зависть к Аскеру: как умудряется делать вид, что ему все равно? Это у горцев в крови, что ли?