Елена Сотникова - В твоем плену

Мозги кипели, в паху мгновенно все окаменело, придя в боевую готовность, желая поскорее оказаться внутри нее, как неожиданно она смогла вырваться и щеку обожгла звонкая, хлесткая пощечина.

В тот момент до меня не сразу дошло, что случилось, а когда секундами позже сознание вернулось, понял одно: девчонка подписала себе приговор! Она подняла руку на миаро, осмелилась, дерзнула! И не на кого-то, а на самого Тамина Шантарэ! Интересно, она хоть представляла размер содеянного?

Я подавил желание придушить ее на месте, с трудом убеждая себя, что этим ничего не добьюсь. Мне если что и нужно было, так это полная ее капитуляция, моя безграничная власть над ней, и добиться этого стало для меня долгом чести!

Зачем было нужно провоцировать зверя, размахивая перед его носом красной тряпкой, когда последствия такой агрессии неизвестны? А она рискнула!

Смелая девочка, такая нежная, хрупкая, фарфоровая на вид, даже не предполагала, на что в тот момент сама себя обрекла! И ведь меня не остановит ее внешний беззащитный вид. Ее глаза, такие чистые, незамутненные, словно высшей пробы сапфир, в которых плескалось оскорбленное чувство достоинства, подстегнули меня хлеще любых слов. А чертовка попалась с коготками.

Потом долгие месяцы эти глаза преследовали меня во снах, и привкус карамели с ванилью на губах заставлял просыпаться с каменным стояком среди ночи и выть от неудовлетворенного желания, даже если накануне по полной развлекался с очередной красоткой.

Что-то зацепила девчонка во мне, что-то, сидящее глубоко внутри меня, неподвластное самоконтролю, отчего я бесился и метался в такие периоды диким зверем.

Да, я хотел эту синеглазку, хотел гораздо сильнее любой согласной на все красотки, только вот дотянуться долгое время не мог, и это медленно грызло меня изнутри, накручивало и заставляло действовать несвойственными мне методами.

Я знал, что рано или поздно, но добьюсь поставленной цели, неважно, какими путями, только вот чем дольше это затягивалось, тем навязчивее становились мысли о ней.

Часто трахал в своей постели женщин, представляя на их месте эту хрупкую провинциалку с сапфировыми взглядом, а понимание того, что она, скорей всего, забыла меня, давно похоронив в закоулках памяти нашу встречу, вызывало неконтролируемое бешенство, заставляя драть своих любовниц до истеричных криков, рисуя в голове картины, где в тот момент нагибаю и насаживаю на себя ЕЁ, тараня со всей силы на полную длину своего члена.

В такие дни женщины уползали от меня на дрожащих ногах, всхлипывая и молясь, чтобы отпустил их. Только мне и не нужны были они.

Мне нужна была одна-единственная, непонятно чем зацепившая меня сука с колдовским синим взглядом, въевшаяся под кожу без возможности вытравить ее оттуда. И ведь жила себе спокойно где-то в своем захолустье, сама не осознавая, что стала дичайшей ломкой одного из сильнейшего миаро в этом мире!

Я так и уехал тогда ни с чем, увозя с собой чувство неудовлетворенности и внутренней злости на самого себя. Девчонка, видимо, испугалась и больше на глаза мне не попадалась. Порасспрашивав у местных и оставив им в знак признательности хорошую сумму за информацию, я узнал, что звали ее Армила и на тот момент она еще не достигла совершеннолетия, что означало лишь одно: связываться с ней сейчас было нельзя.

Законы нашего государства охраняли женщин от посягательств до их совершеннолетия очень строго. Если обесчестить девушку, не достигшую двадцати лет, пусть хоть самого низшего и бедного рода, даже миаро грозила жестокая расправа, вплоть до потери статуса и состояния!

Я все это понимал, но смириться оказалось сложнее. Стоило немного подождать, чтобы удовлетворить своего внутреннего зверя, который проснулся и скалился, пуская слюну при воспоминании о нежном теле девчонки и ее сочных губах.

Но и здесь был плюс: девочка наверняка была еще невинная, чистая, не познавшая порочной ласки мужских рук. Понимание этого бальзамом ложилось на мое задетое самолюбие. Я подожду. Я дождусь. Но не надейся, что забуду.

– Мила, какая же ты красивая! Родись ты миаро, смогла бы побороться за сердце наследника! – вздохнула мама, поправляя непокорный локон в моей прическе.

Я никогда за эти годы не рассматривала, не любовалась собой, глядя в зеркало, считая свою внешность заурядной и незаметной. Да и времени на это особо не было.

Отец с матерью держали таверну, а я, как старший ребенок, была главная помощница в семье.

Сегодня же, в свой главный праздник, в день совершеннолетия, разглядывая себя в отражении как в первый раз, стояла пораженная собственной красотой. Словно видела себя впервые и не могла поверить! На меня смотрела шикарная красавица в длинном бирюзовом платье из тончайшей ткани, которая обтягивала лиф и талию, а внизу, начиная от бедер, свободно струилась до самого пола.

Часть волос убрана в высокую прическу и заколота модными шпильками, остальные – мягкими локонами ложились на плечи и спину. И я вроде, и в тоже время не я!

– Она – наша гордость! – с мягкой улыбкой добавил отец, незаметно подошедший сзади и сейчас обнимающий маму за плечи.

Мне почудилась легкая грусть в его интонации и во взгляде. Я нередко замечала печаль в глазах отца, когда он смотрел на меня. Причем в последнее время все чаще и чаще.

Переживал и боялся, чтобы не натворила глупостей? Не наслушалась нехороших советов вроде стать акхе?

С незапамятных времен наше общество делилось на миаро, высокородных и простых людей. Тех, кому повезло родиться одаренными, на чьей стороне были сила, деньги, власть и тех, кто с рождения был лишен всего этого. Миаро – не люди. Они похожи на нас как две капли воды: те же две руки, две ноги, голова и прочие части тела, но обладали куда большими способностями, чем обычный человек. И кровосмешение не допускалось. Тем более, что с годами чистокровные миаро вырождались. У них все чаще рождались дети с запечатанным даром – высокорожденные, что автоматически ставило их на ступень ниже. Такие не владели энергетическими потоками, не умели работать с пространственной материей, не открывали временные порталы и еще много-много таких “не”. А значит, были бесполезны в плане защиты нашего мира от внешних угроз.

Однако союзы с людьми случались. И именно для этих случаев были написаны строгие правила. Никаких браков, никаких совместных детей. Единственное, на что могла рассчитывать обычная девушка в отношениях с миаро – роль акхе. Сексуальная рабыня без права голоса, возможности иметь детей и семью в будущем.

Страшный сон, который врагу не пожелаешь. Хотя не все так категорично относились к подобной участи. В некоторых семьях девочек с детства растили с установкой, что акхе – это почетно, это возможность удачно устроиться в жизни, помочь материально своей родне. При обращении в акхе семья девушки получала круглую сумму денег, на которую могла не нуждаясь жить долгое время.