Elza Mars - Предначертанное

– Когда?

– Что?

– Когда?

– Что когда? Что? – Паулина встряхнула головой. – Вот блин…

Холли внятно ответила:

– У неё были разные имена в разные времена. У неё их, я думаю… много. Однако я зову её Тереза. Тереза Дескуэрдес. Ведь так её звали на протяжении последних двух её жизней.

Настало долгое молчание.

Потом Паулина спросила:

– Последних двух?..

– Жизней. Это имя может быть у неё и сейчас. Когда я видела её в последний раз, она сказала, что ей осточертело менять имена. И что она не станет больше скрываться.

– Господи, – вымолвила Паулина.

Встав, она подошла к окну и закрыла лицо руками. А затем повернулась к Холли.

– Ты подразумеваешь… Я хочу сказать… Одним словом… Ты говоришь о… – Паулина замялась и неуверенно пробормотала: – То, что начинается на букву “р”. Э, ты знаешь… – Её руки дрожали. – Реинкарнация?

Снова повисло долгое молчание.

А затем Холли услыхала собственный голос, который твёрдо проговорил:

– У неё не было перевоплощений.

– О… – Паулина облегчённо выдохнула. – Слава господу. А то я уж было испугалась.

– Она никогда не умирала, – сказала Холли. – Видишь ли, она не человек.

4

Тереза осторожно опустилась на колени возле окна, стараясь, чтобы не зашуршала сухая земля под ногами. Умение двигаться бесшумно было настолько привычно для её тела, словно она родилась вместе с ним.

Темнота была её родной средой, она могла в один миг раствориться в тени и двигаться в ней ещё незаметней, нежели крадущаяся кошка. Только сейчас взгляд Терезы был прикован к тому, что происходило в комнате.

Она не видела её лица. Она могла рассмотреть только изгиб плеча и разметавшиеся волосы, но она точно знала, что это она. Около неё припал к земле Люк.

Его худое человеческое тело напряжённо дрожало с настороженностью животного.

Он прошептал:

– И, что? – Голос был еле различим, тише, нежели дыхание.

Тереза отвернулась от окна и посмотрела на Люка. Всё его лицо было в кровоподтёках, глаз заплыл, нижняя губа разорвана. Однако он улыбался. Он всё это время, пока не приехала Тереза, бродил по Амазонской Скале, неотступно следуя за девушкой по имени Холли Снай, чтобы быть уверенным, что с ней ничего не произойдёт. Тереза взяла руку Люка и пожала её.

– Ты ангел, – одними губами произнесла она. Она вообще не использовала голосовые связки: она передавала мысли. – Ты заслужил хороший отпуск. Мой лимузин в туристическом центре, возьми его. Оставишь в аэропорту.

– Но… как же вы останетесь тут? Совсем одна? Вам необходима поддержка, мэм. Если он появится…

– Люк, иди.

Тон её голоса был мягким, однако настойчивым. Это был приказ госпожи, Терезы из Ночного Мира, привыкшей, что её указания выполняются беспрекословно.

“Забавно, – подумала она. – Пока кто-нибудь не откажется повиноваться, трудно вообразить, насколько ты привыкла, чтобы тебе подчинялись”.

И она вновь приникла к щели в забитом досками окне. И тут же забыла о существовании Люка. Девушка на диване повернулась, и она увидела её мордашку. Её будто шибануло током. Тереза знала, что это была она… но всё равно не ожидала, что она окажется так похожа на саму себя. Похожа на ту, какой она была в самом начале, когда родилась в первый раз, когда Тереза впервые увидела её. Таким она помнила настоящее лицо Холли. Правда, и в других своих жизнях она была похожа на ту, первую. Похожа – только не очень. Этой, настоящей, мордашки она не встречала никогда. До этого мига. А сейчас она видела конкретно ту девушку, в которую была влюблена. Те же волосы средней длинны коричневого оттенка, рассыпавшиеся по плечам. Те же маленькие зелёные глаза, словно наполненные светом.

То же спокойное выражение, тот же нежный рот… и изгиб верхней губы всё так же придавал всему облику особую чувственность. И та же изящная фигура, высокие скулы и превосходная линия подбородка – настоящая мечта скульптора!

Единственное, что было новым, – это родинка. Клеймо, выжженное в памяти.

Родинка была цвета разбавленного вина, пронизанного светом, цвета арбузного льда либо розового турмалина – самого бледного драгоценного камня. Она была будто цветущая роза. Словно девушка приложила на мгновение к своей щеке розу, и лепесток оставил свой след. Терезе эта родинка казалась превосходной, ведь она была частью девушки. Она была во всех её жизнях, исключая первую. Однако в то же время при взгляде на неё у Терезы перехватывало горло и сжимались кулаки от горя и беспомощного гнева – гнева против самой себя. Эта родинка была её стыдом и наказанием. Это был её тяжкий крест – видеть, как она, безвинная, годами живёт с этой родинкой. Она бы прямо сейчас выпустила из себя всю кровь в эту сухую грязь, только бы родинка исчезла.

Однако с этим ничего нельзя было поделать – ни в Ночном Мире, ни в человеческом мире за бесчисленные годы поисков она не смогла отыскать никакого средства. О Богиня, как же она любит её!.. Она так долго не позволяла себе ощущать это: когда Холли не было рядом, это могло свести с ума. Но теперь чувство захлестнуло Терезу так, что она не смогла бы противиться ему, если бы и пыталась. Её сердце гулко билось, всё тело дрожало. Один только вид лежащей так близко девушки, живой и тёплой… И разделяла их всего пара тонких досок и такая тщедушная человеческая женщина. Тереза желала её. Ей хотелось выдрать эти доски, ворваться в комнату, отбросить в сторону эту русую и обнять Холли. Она хотела унести её в ночь, крепко прижимая к сердцу, унести в какое-нибудь укромное место, где никто не сможет её отыскать и ей навредить. Только она не могла. Она знала… знала по опыту… что ничего не получится. Несколько раз она уже делала так, и это дорого ей обошлось. Холли умирала с ненавистью к ней. Тереза не могла больше так рисковать. И теперь, этой весенней ночью, единственное, что оставалось Терезе – стоя на коленях за окном, наблюдать за новым воплощением своей единственной любви. Вначале Тереза не понимала, что делает тут её единственная любовь. Люк сказал ей, что Холли Снай посещает психиатра. Но сейчас, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате, Тереза сообразила, чего добивались Холли и её доктор. Они пытались возвратить её память о прошлом. Возвратить с помощью гипноза. Пытались взломать её подсознание, будто некий сейф в банке… Это было опасно.

И не просто потому, что девушка, проводившая сеанс, наверняка не понимала, что делает. А оттого, что память Холли была бомбой замедленного действия, начинённая психическими травмами и знанием, смертельно опасным для любого человека.

Им нельзя было это делать. Тереза ощущала, как напряглись её мышцы. Однако вмешаться она уже не могла. Она могла лишь слушать… и ждать.