Анна Шульгина - Границы человечного

И ушла, пока до Воропаева не дошло, что в свидетелях почти шестьдесят человек, поэтому ковыряться ему и сравнивать показания до утра. Ну, так никто за язык не тянул, сам напросился.

Берлога нашего Потапыча не поражала воображение, но каждый поход в неё запоминался надолго. Например, потому что сюда по хорошему поводу не звали. Начальство предпочитало раздавать пряники прилюдно, а люли наедине, чем радовало подчиненных. Зато каждое приглашение поговорить с глазу на глаз грозило неприятностями.

Не скажу, что боялась, все-таки ничего особо преступного в последнее время не совершала, но определенная доза волнения присутствовала.

– Заходи, чего как бедная родственница, – Потапыч, наплевав на неподходящее для его внешности и должности занятие, поливал роскошный папоротник.

– Думаю, в чем начинать каяться.

Потапыч хмыкнул и кивнул на стул.

– Что нового в нашей богадельне?

– А то вы сами не знаете…

Вот в чем-чем, а в его осведомленности я никогда не сомневалась. Был бы невнимательным лопухом, давно бы с места полетел. Но ведь держится же до сих пор, значит, всё путем.

– Сегодня должен один мальчик прийти, – Потапыч спрятал ярко-зеленую лейку в стол и уселся напротив меня. – Не простой мальчик.

– Угу.

– Чего «угу»? Я ей про предстоящий геморрой, а она под филина косит.

– «Угу» в том смысле, что уже пришел. Юрий Воропаев? – Вот ведь зараза, а не шеф, сколько под его руководством работаю, а под пристальным взглядом так и тянет поерзать.

– Надо же…

Я не совсем поняла, чему он так удивляется.

– Так рвется произвести впечатление на куратора, дело привычное и нормальное.

Кто-то, коротко стукнув в дверь, сунулся в кабинет, но, заметив кислое выражение лица Потапыча, тут же сгинул обратно. Ну, правильно, я бы тоже предпочла удрать, но ведь не отпустит же. К тому стало интересно, что это за практиканта мне подсунули, раз даже наше обычно невозмутимое начальство в таком душевном раздрае.

– Аля, ты меня не разочаровывай, давай уже, включай мозги-то, хватит дурачиться. Фамилия знакомой не показалась?

А черт его знает, я каждый день столько паспортных данных вижу, что каждую запоминать никакой памяти не хватит. Но раз Потапыч на его ФИО возбудился, то тут что-то нечисто.

Так, значит, как его зовут, знаю, возраст, видовая принадлежность…

– Да не может такого быть! – Получившийся результат меня не порадовал. Правильно говорят, что все горе от ума. Или от его видимости.

– Можешь же, когда хочешь, – Потапыч хоть и улыбнулся, но печать заботы с лица так и не ушла. – Я уже хотел пригрозить премии лишить, если не догадаешься.

– А она в этом месяце будет?

– Баба и есть баба, как о деле, так еле шевелится, а как о деньгах, так сразу оживилась.

– Ну, знаете ли, практикант общественный, а премия моя личная.

– Тоже правильно. Чай будешь?

– Давайте.

Остается только надеяться, что печенье у начальства все-таки посвежее, чем у меня.

– А зачем его к нам прислали? – чай оказался крепкий и горячий, с терпковатой ноткой бергамота, поэтому я кайфовала, нюхая напиток и пытаясь начать думать в правильном направлении.

– Алексей Егорыч мой давний знакомый, попросил присмотреть за парнишкой.

Очень хотелось предложить тогда самому за волчонком и побегать, но промолчала. Если Потапыч что-то решил, переубедить почти невозможно. Да и просто так он ничего не делает, так что пока лучше голос не подавать.

– И в чем подвох? – Я не сдержалась и потерла нос, а потом приглушенно чихнула, в последний момент успев прикрыться ладонью. Потапыч мгновенно насторожился и даже набычился, пристально на меня глядя. – Да ничего такого, простой чих. Может, Наташка вирусом поделилась…

– Ты мне это брось! Никаких больничных и отгулов. Тебе мальчонку доверили, нечего соплями прикрываться. Точно ничего не чуешь?

В ответ дернула плечом, предлагая переходить от прелюдии к самому действию.

– Если совсем кратко, твоя задача: не дать пацану влезть в какое-нибудь дерьмо. А ещё показать нашу работу со всех сторон. Особенно с отрицательных.

Я даже поперхнулась чаем. Это что сейчас было?

– Эээ?..

– Недогадливая ты сегодня, – Потапыч, а в миру Максим Сергеевич, укоризненно покачал головой, но смотрел по-доброму. – Не хочет папа, чтобы единственный ребенок увяз в нашем болоте. А романтизм так и прет, мальчонка упертый, на конфликт пошел. Так что ты должна расписать всё в самых черных красках.

Капец.

Нет, я, конечно, могу и такое, но… А, ладно, все случается в первый раз. Но пацана стало немного жаль. Кто знает, может, он Мегре от оборотней, а тут легким росчерком пера (или парой литров пива в баньке) его этого пытаются лишить. Прямо родительский беспредел.

– Ты чего насупилась? – Знавший меня не один год Потапыч сразу уловил ход мыслей. – Если решила открыть мальчонке глаза, то зря. В том смысле, что он и так всё знает, а ты нарвешься на конфликт. Никакого повышения.

– А оно мне когда-нибудь грозило? – Тема больной уже не была. Хотя ещё несколько лет назад я воспринимала это предельно остро. А потом смирилась, нашла в нынешнем положении вещей определенные плюсы и просто забила на всё, решив получать удовольствие от того, что имею. – Ладно, я поняла, нюансы уяснила, пойду инструктировать молодое поколение.

– Ты только это… Сильно не зверствуй. Нам его надо вернуть целым и невредимым. И в плане психического здоровья – тоже.

– Это я посмотрю на его поведение. Главное, чтобы он сам не дурил, а то унюхает ещё во мне свою единственную нареченную, куда мне потом его девать, усыновлять, что ли?

На лице Потапыча проступило ярко выраженное осуждение, поэтому выходила из кабинета под его бормотание:

– Поначитаются всякой дряни, а честному оборотню потом хоть сквозь землю проваливайся…

Глава 2

«У девчонок всё можно узнать по лицу – выдержки у них никакой»

Марк Твен «Том Сойер»

Распластанный на стене лист ватмана расцветал красными точками все гуще и гуще. Что Юрий делает, я примерно представляла, но стало интересно, как он это обоснует.

– Что за полотно импрессиониста?

Стажер с заметным трудом сдержался, чтобы не передернуть плечами с просьбой не отвлекать идиотскими замечаниями, но до ответа снизошел:

– Это те, чьи показания я уже проверил.

– А синие?

– Свидетели, которые вызвали подозрения.

– Ммм…

Дальше продолжать он не стал, я тоже приставать не собиралась. Никому не нравится, когда во время работы кто-то стоит над душой, пусть ребёнок потренируется. Тем более что в разрез с распоряжением начальства это не шло – нет ничего нуднее и тоскливее, чем перебирать кипу бумаг.

Расположение столов позволяло мне, не напрягаясь, наблюдать за его мозговым штурмом, спасибо за это дорогому начальству. Хотя Потапыч рьяно отнекивался, но наш отдел очень напоминал забугорный полицейский участок, только с родным колоритом. Стекло, отделявшее общую комнату от кабинета начальника, было вечно захватано и покрыто отпечатками, линолеум вытерт чуть не до дыр, а в кофемашине заканчивались то стаканчики, то кофе, а иногда в недрах аппарата что-то рычало и тарахтело. Поэтому все сотрудники сходились во мнении, что лучше бы Потапыч не интерьер копировал, а в их зарплатные ведомости заглянул.