София Веларди - Магия, любовь, Голливуд

***

Россия, Санкт-Петербург

Июнь

Боже, какой это был прекрасный день! Солнечный свет, яркий и радостный, заливал шумные улицы Северной Пальмиры.

Студентка второго курса консерватории Элиза Данилевская, для близких – Элли – со скрипкой, надёжно спрятанной в кожаном футляре, в развевающемся лёгком платье, в белых туфлях-балетках, чуть ли не в припрыжку, спешила домой. Сегодня она сдала последний экзамен по специальности за курс! Лучше всех!

И ещё случилось чудо: как оказалось, в оркестр знаменитого оперного театра требовался скрипач, на экзамене присутствовал дирижёр и он предложил ей прослушивание! Какая честь! Какая удача!

Элли не замечала, что прохожие смотрят на неё с улыбками, что мужчины оборачиваются ей в след – высокая, тоненькая девушка, с длинными светлыми волосами и яркими голубыми глазами, сиявшими, как звёзды, была чудо как хороша и привлекала всеобщее внимание.

Опьянённая успехом, ещё не успевшая успокоиться после экзамена, Элли торопилась рассказать потрясающие новости родителям – она только что блестяще сдала экзамен, и ей сразу сделали превосходное профессиональное предложение! Ей, студентке, только окончившей второй курс! Такого просто не бывает!

В этот летний день окружающее казалось Элли прекраснее, чем обычно: небо – голубее, деревья – зеленее, люди – красивее. Скоро она придёт домой и порадует родителей своими новостями.

Элли остановилась на перекрёстке: нужно было подождать, когда загорится зелёный свет, и она перейдёт на другую сторону. Стоять спокойно девушка не могла, она пританцовывала на месте и что-то мурлыкала себе под нос – радость была настолько велика, что внутри Элли словно работал весёлый моторчик.

Внизу кто-то тявкнул – Элли наклонилась и увидела щенка, маленького, рыжего, с белым пятном на носу. Откуда он на шумной улице Петербурга? Об этом она его и спросила.

– Малыш, ты здесь откуда? Ты потерялся? – щенок внимательно посмотрел на девушку и завилял хвостиком.

– Вы не видели, оттуда он выбежал? – спросила Элли женщину, стоявшую рядом.

Та отрицательно покачала головой. Элли огляделась – никто не обращал внимания на щенка. Она присела рядом с ним и почесала малыша за ухом.

– Что же мне с тобой делать? Ты ещё совсем маленький, можешь потеряться и погибнуть в таком большом городе, – она протянула руку его погладить.

Щенок, наверное, подумал, что она с ним играет, отпрыгнул на шаг, остановился и, склонив голову на бок, выжидающе посмотрел на Элли. Девушка сделала шаг за ним, щенок отпрыгнул ещё на шаг – Элли шагнула за ним. И вдруг, неожиданно, щенок выскочил на дорогу и побежал на другую сторону. Элли инстинктивно попыталась его схватить, и тоже сделала несколько шагов на дорогу.

Последнее, что она услышала, был испуганный женский крик, резкий визг тормозов, удар – а потом наступила тишина.

***

Санкт-Петербург, больница

– Элли, ты меня слышишь?

Элли открыла глаза. Оказалось, что она сидит в просторном больничном холле. Почему она в больнице? Разве она заболела? Она никогда не болела раньше. Так что она тут делает?

Её мама, Елена Данилевская, как всегда элегантная, в идеальном белом брючном костюме и с причёской волосок к волоску, наклонилась к ней и попыталась заглянуть Элли в глаза, стараясь поймать ускользающий взгляд дочери.

– Элли, ты меня слышишь? – громче повторила она. – Мне позвонил профессор Вяземский и сообщил, что тебе предложили прослушивание в знаменитый оркестр. Сейчас мы поедем домой, и ты всё подробно расскажешь.

В голове у Элли что-то щёлкнуло, и она мгновенно вспомнила всё, что произошло: экзамен, дорогу домой, щенка, визг резко затормозившего автомобиля, глухой стук удара. Картинки были настолько яркими, что она словно ещё раз пережила это всё, вздрогнула и попыталась закрыть лицо руками. Что-то ей помешало это сделать.

Элли посмотрела на свои руки: с правой было всё в порядке, а вот с левой… Левая рука была уложена в аккуратную гипсовую повязку, которую поддерживала перевязь через шею.

– Милая, мне очень жаль, – прозвучал сдержанный голос отца. Альберт Данилевский стоял рядом женой и с состраданием смотрел на дочь.

– Папа, что со мной? – чтобы заговорить, Элли пришлось сделать усилие, и она буквально просипела эти слова.

– Врач сказал, что у тебя перелом ладьевидной кости… – отец протянул ей открытую бутылку минеральной воды.

– Где она находится? Долго мне придется носить гипс? Когда я смогу играть? У меня скоро прослушивание в оркестр оперного театра…

– Прослушивание нужно отложить, – отец замялся, присел рядом с дочерью. – Видишь ли, это маленькая, очень нежная косточка в запястье. Для того чтобы она правильно срослась, нужно носить гипс, а потом какое-то время поберечь руку. Не волнуйся об этом, милая. За то, других повреждений у тебя нет. Можно сказать, что тебе повезло – машина ехала на большой скорости, и ты могла…

Элли горько усмехнулась – и правда, ей повезло, она запросто могла погибнуть под колёсами спешащего автомобиля. Ей повезло…

…если бы только она не была талантливой, перспективной скрипачкой…

***

США, Стилл-Хейвен, дом Кэтрин Мелроуз

Питер Даррелл в задумчивости сидел в уютной гостиной. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что Кэтрин, которую он знал последние двадцать семь лет, и которую уважал и любил все эти годы, больше никогда не откроет ему дверь своего гостеприимного дома.

Её больше нет.

Питер вздохнул и посмотрел на фото Кэтрин, стоявшее на каминной полке. Какой прекрасной и юной она была, когда приехала сюда со своим мужем Марком Мелроузом!

Они поселились в доме, стоявшем на окраине, почти на берегу. Дом был не очень большой, двухэтажный, внизу – кухня, столовая и гостиная, наверху – две спальни. Зато у него было два хороших качества – он был добротным и со второго этажа открывался прекрасный вид на океан.

Кэтрин постаралась сделать этот дом настоящим семейным гнёздышком. Она быстро подружилась с немногочисленными жителями городка, и стала желанной гостьей и в магазинчиках, и в домах местных рукодельниц. И вскоре дом, простоявший пустым около десяти лет после отъезда прежних хозяев в «большой» город, превратился в уютный и приветливый оазис, с красивыми цветочными обоями на стенах, кружевными занавесками на окнах, картинами и фарфоровыми статуэтками, с мебелью из орехового дерева – немногочисленной, но изысканной. Некоторые вещи – картины, и часть мебели – Кэтрин привезла с собой, а остальное для неё сделали местные мастера.

Теперь, спустя двадцать семь лет после первой встречи, вернувшись с похорон Кэтрин, нотариус Питер Даррелл сидел в гостиной, в которой провел столько прекрасных часов, и которая теперь стала пустой и безжизненной – хозяйка покинула её навсегда.