Александр Гуйтер - Киберро. Город проклятой мечты

– А может, он хотел какой-то другой свободы? – спросил Чаки, перед глазами которого предстал облик прекрасного горожанина, бродящего по свалке с печальным лицом.

– Чего? Другой свободы? – с удивлением спросил Карл. – Свобода бывает только одна – свобода делать то, что хочешь, и что не нарушает Великий Закон.

– Вернуть то, что взял, – прошептал Чаки.

– Да, – кивнул старик, – но это если говорить просто. Так-то в нём много чего, но это самое главное.

Крыса задремала и упала с банки. Не открывая глаз, она свернулась калачиком у кучи мусора и, сладко зевнув, заснула.

– Напилась, труженица, – ласково сказал Карл, – не будем её будить. Только посторожи, чтобы её никто не утащил, а то желающих много.

– Хорошо, – пообещал Чаки, подкидывая в тлеющие угли несколько сухих веток.

Обернувшись, он увидел, что дед тоже заснул. Чаки заботливо поправил лохмотья, накрыл его рваными тряпками и сел лицом к костерку.

КЛЯ-КЛЯ! КЛЯ-КЛЯ!

Мальчик повернулся в сторону огромной кучи мусора.

– А, это ты, – тихо, чтобы не разбудить деда и крысу, сказал он.

С кучи бесшумно спрыгнула большая белая птица с сумкой на груди. На её голове была маленькая чёрная шапочка, из-под которой кокетливо выглядывал цветок василька, а лапки были обуты в перчатки.

– Да, это я, – ответила птица.

– Где был сегодня, Кляк? – спросил Чаки.

Птица, ловко переступая через банки, осколки, огрызки, объедки и прочий мусор, подошла к мальчику и, повернув голову набок, тихо ответила:

– Летал к городу. Цветок нашёл.

– Настоящий?

– Да.

Мальчик восхищённо уставился на цветок. Его глаза были точно такого же цвета, как и этот василёк и Чаки понял, что он должен принадлежать ему.

– Подари, а? – попросил он.

– А ты мне что?

– У меня пока ничего нет, – с грустью ответил Чаки, – но я обещаю, что…

Кляк махнул крылом, давая понять, что верит. Он осторожно вынул василёк из-под шапочки и протянул его Чаки:

– На!

– Спасибо, – ответил мальчик.

Как заворожённый он смотрел на маленькое чудо, лежащее на его ладонях. Цветок был маленький, почти крошечный и ничем не пах, но он был прекрасен. Это было самое прекрасное из всего, что мальчик когда-либо держал в руках.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарил Чаки, пряча василёк за ухо. – Ну, как там город?

Пока он восхищался цветком, Кляк тщательно обыскивал пустые банки. Он переворачивал их лапкой и засовывал внутрь клюв, но все они были пусты. Да это было и неважно – Кляк не был голоден и в банки заглядывал из чувства любопытства. Вот такие они, птицы, любопытные.

– Город? – высунув клюв из очередной банки, переспросил Кляк. – Ничего, город – стоит. Но туда не попасть, нет, не попасть. Я чуть не спалил себе крылья, когда подлетел слишком близко! Но он красивый, очень красивый!

– Какой?

Кляк перевернул банку и уселся сверху.

– Сияющие башни, хрустальные статуи, зелёные сады, огромные прозрачные девушки, танцующие в темноте! – Кляк шмыгнул клювом. – Он прекрасен!

Он сунул голову под крыло и замер.

– Ты что, плачешь? – с тревогой спросил Чаки.

– Птицы не умеют плакать, мальчик, – услышал он за ухом.

Чаки вытащил цветок из-за уха.

– Это ты сказал?

– Я, – ответил василёк.

– Ты умеешь разговаривать?

– Ты же меня слышишь.

– Это невероятно! – прошептал Чаки. – Птицы не умеют плакать, цветы умеют разговаривать!

– В мире много удивительного, мальчик, – сказал цветок, – гораздо, гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Послышалась тихая, печальная музыка. Чаки повернулся к Кляку и увидел, что тот, вытащив из сумки маленькую арфу, медленно перебирает струны коготками. Глаза его были закрыты, птица предавалась ощущениям.

– Какая грустная музыка, – мальчик почувствовал, как его глаза наполняются слезами.

– Плачь, мальчик, – сказал василёк. – Некоторые вещи прекрасны лишь потому, что способны вызывать слёзы даже у самых очерствевших сердец.

Вокруг играющего Кляка закружились бабочки. Жёлтые, голубые, красные, прозрачные, как слеза, они бесшумно порхали под звуки печальной музыки как крошечные фонарики.

– Откуда они здесь? – спросил мальчик.

– Их манит прекрасное, – ответил цветок.

– Всегда?

– Всегда.

Время словно остановилось. Чаки, не дыша, смотрел на танец маленьких созданий, Мила и Карл спали, Кляк играл, костерок погас, и даже само небо словно замерло, наблюдая за ними. Наконец, арфа замолчала и всё стало прежним: послышалось ровное дыхание спящих, задул ветер, бабочки улетели, а по небу вновь поплыли облака.

– Спрячь меня обратно за ухо, – попросил василёк.

Чаки посмотрел на цветок и увидел, что рядом с ним сидит маленькая красная бабочка. Она расправила крылышки, улыбнулась мальчику, прикоснулась усиками к цветку и улетела.

– Что она здесь делала? – спросил Чаки.

– Мы с ней попрощались, – ответил василёк. – А теперь убери меня обратно.

Чаки двумя пальцами взял цветок за жилистый стебелёк и убрал за ухо.

– Спасибо, – услышал он тихий шёпот.

Кляк открыл усталые чёрные глаза, спрятал арфу, спрыгнул с банки и, ковыляя, подошёл к Чаки.

– Ты их видел? – спросил он мальчика.

– Да.

– Они иногда прилетают, когда я играю, – с грустью сказал Кляк, – но в последнее время всё реже и реже. Может, я играю не то, а может, я просто меняюсь.

– Стареешь?

– Нет, не в этом дело, – ответил Кляк и сел на кучу золы. – Я истлеваю, Чаки, истлеваю изнутри. Когда-то, когда я был моложе, чем ты сейчас, у меня была мечта.

– Попасть в город?

– Да, – кивнул Кляк. – И я стремился туда, а он опалял мне крылья. Много раз я возвращался сюда пешком, ждал, когда перья снова отрастут, и летел снова. А теперь, лишь почувствовав жар, я лечу обратно. Я вижу свою мечту, но больше не готов рисковать ради неё. Я не могу прикоснуться к ней, но раньше я хотя бы пытался это сделать. Мне иногда кажется, что для меня достаточно лишь смотреть на город и не больше.

– А может, он не стоит того, чтобы к нему стремится? – предположил Чаки.

Кляк отпрыгнул от него, как от ядовитой змеи.

– Не говори так! – крикнул он. – Никогда так не говори! Любая мечта стоит того, чтобы к ней стремиться!

– Но ведь некоторые мечтают о плохих вещах, – возразил Чаки.

– О плохих вещах нельзя мечтать, – успокоившись и сев, сказал Кляк, – их жаждут. Когда не получается добиться чего-то хорошего – тебе грустно, когда чего-то плохого – ты злишься. Вот и вся разница.

– Спасибо, что объяснил, – склонив лохматую голову, поблагодарил Чаки.

– Не за что, – попытался улыбнуться клювом Кляк. – Ну, я полетел!

Он запрыгнул на кучу мусора, взмахнул крыльями и взлетел, крикнув на прощание:

– Пока!

– Пока! – крикнул Чаки, совсем забыв, что Мила и Карл всё ещё спят.