Галина Гончарова - Черная осень

– А почему?

– Потому что с…ть он на все хотел, – хмыкнула Яна.

– Анна!!!

Яна махнула рукой, показывая, что раскаивается и больше не будет, и принялась одевать девочку. Осторожно натянула на нее рубашку и кожанку, надела сапоги…

Зинаида, измученная болью и оглушенная горем, не протестовала. Но Яна сильно не обольщалась.

Вот такое поведение – это следствие шока. Ее пытались убить, у нее убили почти всех родных… Ладно – просто всех родных. И истерики еще будут, и скандалы, и крики, и…

Да чего только не будет!

Это сейчас она более-менее поддается, потому что плохо соображает. Да и алкоголь, который она влила в малявку в качестве анестезии, начинает действовать. Хорошая штука – водка.

А вот придет в себя – и даст жару. Но пока надо пользоваться.

Яна медленно спустила вниз девочку, потом драгоценности. Прихватила оружие, нагрузилась на кухне провизией. Подумала – не забыла ли чего?

Вроде бы не забыла.

Итак, у нас есть – автомобили!

И слава богу, что они есть. С лошадьми Яна ладила, но править той же двуколкой уже не смогла бы. Ее потолок – телега, и с очень покладистыми лошадками. Теми, которые ведут себя прилично, не кусаются без надобности, не лягаются лишний раз, не… И где таких найти?

А вот с автомобилями Яна ладила.

Она ведь жила на кордоне. И на кордоне был «уазик». Старый, еще шестидесятых годов выпуска, ломающийся через два раза на третий так, что отец ругался нехорошими словами – и лез его чинить. Яна, конечно, помогала.

Оставалось разобраться в местном механизме.

Итак, автомобиль. На что же он похож?

Судя по запаху, работает на чем-то бензиновом. На керосине? Лигроине? Бензине?

Ага, а вот и канистра с чем-то… кажется, это все же лигроин. И канистра интересная, круглая, как жестянка, просто пробкой заткнута. Понятно, здесь еще нет автосервисов, и стандартов нет, и всего остального…

Яна обошла машину, разбираясь в конструкции. Больше всего ЭТО было похоже на карету, у которой оторвали лошадей. Зато впереди приладили нечто вроде водительского места.

Руль?

До круглого руля тут не додумались, торчало нечто вроде рогульки такой растопыренной, за рожки надо было браться и поворачивать.

Спидометр? Тахометр? Ага-ага, даже два раза!

Ключ? Замок зажигания? Опять мимо! Машина заводилась «с рычага». Яна так поняла, что надо было покрутить здоровущую ручку в районе капота, тогда она заводилась и ехала.

Были какие-то рычажки, кажется включение фар, что-то еще…

Яна решила осваивать все методом тыка и приступила ко второй машине.

Еще одна канистра ее порадовала. Жаль, машину нельзя будет взять с собой. Но выбора нет. Придется ехать на одной и рисковать…

Ну и ладно!

Яна знала историю, хотя и выборочно! И точно знала, что, когда создатель концерна «Мерседесов», Карл Бенц, создавал первое авто, жену он довел до ручки. Или – до амортизации?

До такой степени, что та погрузила в машину вещи и двоих детей – и уехала к матери. Заправлялась в аптеках, несколько раз ломалась, но ведь до мамы доехала?

По другой версии, она это сделала, чтобы привлечь внимание к авто мужа, и мигом стала популярной личностью [4] Правда-правда. Можете погуглить, я видела обе версии. (Прим. авт.) .

Но дело-то не в Карле Бенце. А в том, что мадам сама ехала – сама и машину чинила! Самостоятельно! Шпилькой для волос там что-то прочищала, подвязкой для чулок стягивала… иными словами, машины здесь явно чинятся с помощью ломика и растакой матери.

Яна готова была обеспечить и то, и другое.

Получится?

Не получится?

Начинать с чего-то надо, а дальше будет видно.

Эх-х, было у Яны одно искушение, было! Вот жутко ей хотелось погрузить трупы императорской семьи в машину и отвезти в Зараево. Прямо на площадь.

А там влезть на броневичок и – по классику!

– Товагишшшы! Великая Октябгьская геволюция, к котогой вы так стгемились, оплачена сполна! Тгупами женщин и детей! Вы довольны?

И поднимать на борьбу революционные массы!

Останавливала простая мысль.

Пришибут – да и все.

Если говорить о революции в России… да пристрелили бы там, хоть принцессу, хоть лично Николая, хоть кого. И ее пристрелят.

Поднять народные массы на борьбу?

Это возможно только в одном случае. Когда дошли все. И до точки. Когда дома шаром покати, детям жрать нечего, перспектив вообще никаких, война идет… Да, еще из-за границы должны это все качественно проплачивать. Последнее – обязательно.

Вот тогда и ярость благородная вскипает как волна (благодаря предусмотрительно подсунутым в воду кипятильникам), и идет волна народная, куда ее направят. Или война?

Яна и не помнила так-то.

И вообще – на фига козе баян? Ей надо завести машину и убраться отсюда куда подальше. А там уж разберемся. Но сначала – врач!

Вряд ли Анна одобрит, если Яна угробит ее сестру. Кстати – единственную оставшуюся в живых представительницу дома Вороновых и единственную наследницу.

Будем честны – Яны через год здесь не будет. Вообще нигде не будет. И единственным человеком, который имеет права на престол, останется Зинаида. Вот и надо ее вылечить – для начала.

Гошка?

Чисто гипотетически права у него есть.

Чисто практически?

Да только через Янин труп!!! Чтобы ее ребенка во всю эту грязь втянули?!

Ладно еще она бы осталась рядом с ним. Но она-то будет мертва. А судьба детей на троне…

Кто читал историю – вспоминаем. Павла, Иоанна… не живут на тронах дети. Просто – не живут. Так что – нефиг!

Захочет Зинаида – пусть правит, не захочет – пусть не правит. А сына не троньте! На ноль помножу!

Куда ехать?

Яна не представляла. Хотя бы потому, что не представлял этого и допрошенный.

Да, вон там, в той стороне – Зараево. Значит, им надо по дороге и в противоположную сторону. А дальше…

Решим по ситуации!

Яна погрузила все, проверила вещи еще раз и погладила Зинаиду по волосам.

– Сиди, детка.

– Я… Что ты хочешь сделать?

– Ничего хорошего, – вздохнула Яна. – Мне это очень не нравится, поверь мне.

– Анна?

– Яна. И прекращай оговариваться.

– Яна?

Яна сосредоточенно поджигала импровизированный факел. Керосин из лампы, палка от швабры и кусок шторы. Загорелось, словно так и надо было.

И Яна вошла в дом.

– НЕТ!!!

Позади остался крик Зинаиды, которая сообразила, что хочет делать сестра. Поздно, слишком поздно.

Яна начала со второго этажа.

Она шла – и поджигала. Шторы, ковры, мебель… Она не зашла в комнату, в которой лежали родные Анны. Не смогла.

Она не виновата в их смерти. Она не убивала. Эти люди для нее вообще никто!

Но…

Как же был силен инстинкт.

Как же хотелось сесть рядом с «отцом» – и завыть. Завыть жалобно и безнадежно.