Анна Пейчева - Романовы forever

– А Алексей Попович безупречен, конечно? – с горечью предсказал Генри. Нет, сегодня он был явно не в себе. Где хваленая англосаксонская сдержанность и отстраненность?

– Я не верю, что в мире найдется хоть один безупречный человек…

– Это вы, – невнятно пробормотал Генри, схватившись за узел галстука.

– Что? – переспросила великая княжна. Наверное, послышалось. – Я имею в виду, что Алексей тоже не идеален. Иногда он бывает чересчур поверхностным. Мне не очень понравилось его поведение на наших литературных встречах. Какие-то неуместные остроты, зевки. Пару раз он просто сбегал. – Теперь Генри слушал предельно внимательно. – Это нельзя назвать боевым настроем. Как-то не похоже, что он готов на все, чтобы завоевать сердце принцессы.

После окончания прямого эфира Екатерина решила выяснить, в чем дело. Что происходит с Генри? Она должна была хорошенько проинтервьюировать своего интервьюера.

Момент для личного разговора был не слишком удачным: оператор, как всегда, чертовски долго собирался. Обычно великую княжну это не волновало – присутствие других телевизионщиков в Янтарном кабинете не мешало им с Генри пить свежий березовый сок из тончайших фарфоровых чашек Марии Федоровны и по-дружески болтать о фильмах Василисы Прекрасной, детстве Екатерины и работе молодого режиссера в горячих точках, где он снимал документалки о войне.

Но сегодня мышиная возня оператора здорово раздражала. Традиционный березовый сок подходил к концу, а великая княжна так ничего и не узнала. Беседа вообще не клеилась. Генри односложно отвечал на ее вопросы, а в какой-то момент и вовсе забылся настолько, что перешел на родной язык.

– Генри, я беспокоюсь из-за вас, – в конце концов сказала Екатерина по-английски. Она владела им не хуже, чем сам Генри – русским. В колл-центре ей постоянно приходилось общаться по телефону с иностранцами. – У вас все в порядке? Вы выглядите озабоченным.

– Ваше высочество, я бы не хотел загружать вас своими проблемами.

– Отчего же? Может, я могу помочь. Не забывайте, я же все-таки наследница российского трона!

– Это и есть главная проблема, – снова пробурчал себе под нос Генри.

– Что? Что вы сказали? Я не расслышала, – не поверила своим ушам Екатерина.

– Я говорю, спасибо за сочувствие, ваше высочество, – громко сказал Генри, – но, боюсь, мне никто не в силах помочь. Пока, по крайней мере.

Екатерина попробовала отвлечь своего визави от грустных мыслей. Боже, да когда этот проклятый оператор наконец упакует свою камеру?

– Хотите посмеяться? – вспомнила она забавную историю. – Я тут видела в Интерсетке фотографии младшего внука вашей королевы Елизаветы. Того, который всегда скрывался от прессы, учился в закрытой школе, в публичных мероприятиях не участвовал, так что никто толком не знает, как он сейчас выглядит.

– Фотографии? – оживился парень.

– Да, правда, довольно размытые, на дальнем фокусе. – Екатерина была довольна, что удалось наконец привлечь внимание Генри. – Не знаю, где папарацци его подловили, кажется, он стоит на берегу какого-то моря. Черты лица плохо читаются… Но знаете что? Вам будет приятно узнать, что вы очень на него похожи. Он тоже рыжеволосый и высокий. Смешно, правда?

Генри встал.

– Да, – сказал он деревянным голосом. – Действительно смешно.

К середине августа император окончательно перебрался в гараж.

Здесь ему было хорошо и уютно. Тут был «Фодиатор», тут были все чертежи и инструменты. На одной стене Николай Константинович развесил большую дорожную карту, а на противоположной, в простой деревянной рамке – стихи своего родственника, великого князя Константина Константиновича Романова, творившего под псевдонимом К.Р.:

Что людьми зовется верхом счастья,

То считал тяжелым игом он.

Но, увы, непрошеною властью

Слишком рано был он облечен!

Поэзию государь не слишком любил, но именно эти строки были ему близки.

На стол император поставил мощный лэптоп с широким, специально для конструкторов, экраном и логотипом в виде коронованной золотой рыбки. Рыбка явно выигрывала у государя по части внешнего вида: он буквально не вылезал из рабочего комбинезона, порой даже ночуя на маленьком диванчике у дальней стены.

«Фодиатором» он теперь занимался почти круглосуточно.

В последние недели император даже визитеров принимал в гараже. Слушал министров и других малоинтересных ему деятелей вполуха, прилаживая трубку воздуховода или подкачивая толстенькое колесо-шасси.

Дошло уже до того, что прямо здесь стали проводиться международные встречи. Как-то раз Николай Константинович пригласил в мастерскую целую делегацию – участников русско-шведского фестиваля. Императору положено приветствовать хедлайнеров значимых культурных событий; но никто же не говорил, что нельзя их поприветствовать у себя в гараже!

Шведские певцы сначала немного стеснялись, оказавшись в непривычной обстановке. Их явно напрягал стоящий по центру помещения непонятный драндулет, накрытый брезентом (Николай Константинович перестраховался – а вдруг музыканты случайно разболтают его секреты представителям могучего шведского автоконцерна?). Но потом ребята расслабились, особенно когда император предложил им горячего чайку из электро-пых-пыха и горячих же пирожков с мясом, любезно предоставленных мини-версией скатерти-самобранки. Лайт-модель «Вот такие пироги», которую ВАЗЗ еще в прошлом году запустил в массовое производство, работала без сбоев. Николай Константинович, радуясь возможности поболтать на шведском, развлекал гостей историями о маме – экс-императрице, рьяно ведущей домашнее хозяйство и собственноручно ухаживающей за курами.

Сейчас они со Столыпиным, уже вполне оклемавшимся от конкурса, сидели на табуретках посреди мастерской и сочиняли официальное письмо премьер-министру.

– Считаю несправедливым оценивать детей одинаково, ведь физические данные у всех разные… – диктовал император, склонившись над массивной коробкой передач, стоящей на полу. Трансмиссия отличалась от обычной тем, что помимо стандартных, идущих сверху вниз команд («P» – паркинг, «R» – задний ход, «N» – нейтральная передача и «D» – драйв, то есть движение вперед), здесь еще справа имелась буковка «F» – fly, то есть лететь, а слева «S» – swim, то есть плыть. По задумке Николая Константиновича, при переводе рычага на одну из этих дополнительных букв автомобиль переходил либо в режим вертолета, либо в режим катера.

– Но ведь и умственные данные тоже у всех детей разные, а экзамены они сдают одинаковые, – возразил Столыпин, прекратив стучать по клавишам своего плоского лэптопа с рыбкой (модель «Камбала»).