Елена Ромашова - Sabbatum. Химеры

– Да. Реджина пытается отвлечь его.

– И как? Получается у Кристен?

– Судя по тому, как они огрызаются друг на друга, не очень.

– Огрызаются?

Ева кивает, смотря куда-то вдаль.

– Рэй ее на дух не переносит. Деннард дерзит постоянно, чем бесит его. А он не любит таких девушек, – ее слова как бальзам на душу. Значит, заменить меня им не удается, – он будет на суде Стефана. Будет давать показания, – тихо произносит Ева, давая надежду увидеть Рэйнольда вживую. От этой мысли сладко засосало под ложечкой. Знать, что он где-то, реальный, а не часть моих снов и не голос в трубке – это невыносимо, так и хочется кинуться на поиски, сбежав ото всех.

– Я попробую уговорить Виктора.

Ева кивает.

– Я пойду. Мне нельзя долго быть с тобой. Вдруг кто-то из твоих увидит меня. Хватит того, что и так нарушила решение Сената.

Она встает со скамейки, отряхнувшись и поправив волосы. Некоторые мужчины во дворе сразу же оборачиваются на нее. Еще бы! Такая красавица!

– Что-нибудь передать Рэйнольду?

В голове сразу взрывается тысяча ответов. Но есть одно но: он попросил не звать и не звонить ему. Поэтому качаю головою, не в состоянии произнести «нет».

Ева странно смотрит на меня, но потом жмет плечами, мол, твое дело, – и грациозно уходит. Я остаюсь в разодранных чувствах. На ум приходит только одно: «Разметало». Нас разметало по разным сторонам света. Хотим собраться, объединиться, но не можем. Упущено. В какой-то момент все пошло кувырком, будто споткнулись и кубарем летим под откос. Только в какой? И можно ли все исправить?

Послезавтра будет суд над Стефаном. Итак, Анна Шувалова-Мелани Гриффит, как тебе уговорить Виктора? Думай.

– Ну и о чем ты хочешь поговорить?

Я судорожно сглатываю. Страшно, что аж поджилки трясутся. Виктор стоит и улыбается мне с высоты своего роста, наблюдая, как я нерешительно трогаю лацкан его пиджака и иступленно кусаю губы. Мы находимся в моей палате.

– Обещай не сердиться…

– Анечка, разве можно на тебя сердиться?

Угу! Можно, Виктор. И ты сейчас это узнаешь. Савов нежно треплет за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза.

– В общем, нужно спасти одного человека от костра. И я хочу выступить с показаниями на суде…

– Что? – Виктор непонимающе смотрит на меня. – Что за суд?

– Ну, одного знакомого будут судить, и мои показания могут спасти его.

– Что за знакомый? – Его руки соскальзывают с моих плеч, и он убирает их в карманы брюк.

– Стефан Клаусснер…

Пауза длилась мгновение, но ощущение – будто вечность пронеслась. И на смену нежности и улыбки Савова пришла холодная непроницаемая отчужденность.

– Ты серьезно? Или шутишь?

Виктор просто излучает негатив. Он презрительно поднимает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.

– Я знаю, что его обвинили в убийстве Заклинателя Змей. Но это несправедливо!

– Аня, ты понимаешь, что говоришь? Ты защищаешь Инквизитора! Того самого, который виноват в потери тобою памяти, того, кто хотел убить тебя, того, кто обманом скрывал тебя от нас! Клаусснер ненавидит Химер и тебя заочно. И ты хочешь его спасти?

– Виктор, он не плохой… – шепчу я. Виктор практически нависает надо мной, у него страшный блеск в глазах, будто еле сдерживается, чтобы не накричать на меня.

– «Не плохой»? Это один из лучших охотников на ведьм. Ты в курсе, сколько он сжег наших? Если надо, он тебя сожжет и не поморщится! Клаусснер твою шкуру спасать не будет.

Савов наклоняется так, что теперь его глаза напротив моих. Его лицо очень близко. Я чувствую дыхание Виктора на своей коже. Савов подавляет меня. Пугает.

– Но он уже однажды спас мою шкуру…

Савов неожиданно толкает меня назад – и вот я загнана в ловушку между его руками и стенкой.

– Клаусснер спасал, потому что все хотели, чтобы ты стала, как они. Чтобы ты по щелчку Сената убивала своих Сестер и Братьев.

Каждое слово он практически выплевывает мне в лицо. В его тихом голосе слышен рык зверя.

– Кто сказал тебе про Суд? – Его рука ложится мне на горло и начинает ласкать. Пальцы, будто играючи, нежно исследуют шею. Мне становится страшно до дурноты. Мгновение – и ведь свернет ее, как цыпленку, в порыве гнева. – Так кто сказал?

– Ева Валльде…

– А-а-а! Подружка Клаусснера! Блондинка! Помню. Ну что же, я подам в Сенат обвинение в нарушении субординации.

– Нет! Виктор, пожалуйста! – я начинаю плакать и умолять. Савов смотрит на свои пальцы на моем горле. Голос не слушается, шепчу, выжимая из себя слова: – Не надо… Я сделаю все, что ты хочешь… Только не надо подставлять Еву! Помоги мне спасти Клаусснера, и я сделаю все, что ты хочешь…

Внезапно мои слова достигают цели. Савов начинает улыбаться, будто получил желаемое. Я мысленно представляю, что будет: поцелуями дело не ограничится.

– Хорошо. Мне нравится такой вариант.

Его руки медленно соскальзывают на мои плечи, а большой палец ложится на яремную впадину, нажми – и будет удушающе больно.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – он беззаботно улыбается, будто не хочет придушить.

– Ну… вроде, я и так собиралась это сделать… – лгу, пытаясь скрыть правду, что мечтаю уйти от него, что хочу другого мужчину, что Савов мне не нужен.

– Вот именно, собиралась. Но я же не дурак, Аня! Вижу, что ты готова отказаться от меня. Я хочу, чтобы ты пообещала мне выйти за меня замуж, а потом перейти от Марго в мой клан.

– Обещаю…

Я с ужасом понимаю, что цена вопроса высока. Но согласна. Я найду потом способ уйти от Виктора.

– Нет. Не так. Мне нужны гарантии. – Савов берет мою ладонь и целует. – Как клясться будешь? На крови? Или по духу?

Все. Это уже серьезно. Он просит обряд клятвы. А это значит, обмануть его будет уже нельзя.

– Я не готова…

– Хорошо! Тогда пускай горит Клаусснер синим пламенем! А его блондинка будет оправдываться перед Сенатом. Отлично! Убьешь сразу двух Инквизиторов, не прикасаясь к ним.

Он резко отталкивается от стены и идет к выходу. Паника и ужас волной накрывают меня. И я выпаливаю, прежде чем успеваю осознать, что говорю:

– Я согласна! На крови! Дам клятву на крови.

Савов оборачивается и разводит руками.

– Хорошо! Когда суд?

– Завтра…

– Завтра же и проведем обряд.

После его ухода весь день прошел серым пятном, а затем была мучительная ночь. Плакала. Пыталась найти другие решения, но ничего не находилось. Клятва – это серьезно. Не пустые слова. Это принуждение. Нарушение – смерть, притом, как твоя, так и близких родственников. Автоматически запускается родовое проклятие. Обойти Виктора не получится. Я не знаю, как дозваться до Сената. Пускай я и не совсем смертная сейчас, но я без Знака, не Инициированная, я не дозовусь до Архивариусов. А если попросить кого-то, чтобы привели? Только через кого?