Саша И. - Шпионы Бога

Эти слова вошли в Златомира через кожу и направились прямо к сердцу, всё существо его чувствовало боль от правды, которую он не хотел принимать. Его сопротивление делало процесс более болезненным. Отрицая правду, мы калечим свою душу, заставляем страдать сердце, становимся озлобленными и жестокими. А с правдой приходит облегчение и исцеление. Златомир знал эту истину, но был против неё, он был уверен, что может жить во лжи.

Дети весело прыгали вокруг Златомира, который от болезненной правды уже стоял на коленях, они пели глупую считалочку, чем еще больше заставляли страдать мужчину.

– Мы в лес с тобою убежим

И там найдем зарытый клад!

Ты мне скорее расскажи,

Кто ты и в чем ты виноват!

Я знаю тайны все твои

И все секреты наизусть!

Ты всё скорее расскажи,

Тебя я вовсе не боюсь!

Дети кружились в каком-то странном танце, напевая снова и снова одни и те же слова.

Златомир прижал обе ладони к ушам, чтобы заглушить их пение, но это не помогало. Мальчишка и девчонка все громче и громче повторяли слова песенки. Судья стоял и молча смотрел за происходящим, Златомир почти лежал на земле, он боролся с болью во всем теле.

– Довольно, дети! – властно скомандовал человек без лица, – думаю, он нас понял.

– Нууу…, – обиженно протянули дети, – мы еще не наигрались!

– Довольно! – отрезал Судья и медленно двинулся в путь, затем резко повернулся и сердито спросил, – надеюсь, мои апартаменты готовы и в надлежащем виде?

– Разумеется, Монсеньер, – еле выговорил Златомир, его горло всё еще сдавливала остаточная судорога от боли, и он всё еще не мог подняться с земли.

– Прекрасно, мой мальчик, – переменившись в голосе, сказал человек без лица, – дети, пойдемте домой, – он ещё раз оглядел Златомира, – я одолжу это, мой мальчик, – он снял шляпу с головы парня, – ты ведь так и не научился носить шляп.

Мальчик и девочка встали на свои позиции по обе стороны от Судьи. Все трое стали удаляться.

Через пару секунд их уже не было видно.

После ухода Судьи к Златомиру вернулись его силы, он встал с колен, поправил костюм и поспешил удалиться. В голове его всё еще были мысли о ней, но и о том, что Судья точно увидел его ложь. Судья всегда действовал мягко и деликатно, а его орудием наказания были эти дети, существа способные принести невероятную боль солгавшему.

Уже светало. Наряду с первыми петухами начинали просыпаться пекари, чтобы известить город о начале нового дня запахом свежеиспеченного хлеба. Начиналась утренняя рутина: кто-то спешил в церковь, а кто-то – на пробежку. Город дышал своей умиротворенной повседневностью.

Слава сидела на подоконнике в гостиной и вглядывалась в вишневое дерево за окном. Она как будто ждала, что дерево зашевелится и заговорит. За этим занятием её застал Мироспас.

– Ты так и не ложилась?

– Не спится, – вздохнула она.

– Почты еще не было?

– Нет, я проверяла. Наверное, еще слишком рано.

– Первые петухи уже пропели, – сказал он.

– Значит, в этом городе все почтальоны любят поспать! – вдруг весело и непринужденно ответила девушка. Мироспас был рад тому факту, что Слава опять начала шутить.

– А ты повеселела, Славик! – сказал парень, нарочно провоцируя девушку.

– Я в очередной раз повзрослела, Мирочка, – спокойно сказала Слава, не дав никакой реакции на нелюбимое к ней обращение.

– А я в очередной раз наготовил слифком много еды, – ворвался в их разговор Леонидас, опять обернутый в свой нелепый розовый фартук.

– Тогда предлагаю завтракать! – воскликнула Слава, и ее босые маленькие ножки засеменили в сторону кухни.

– Вот так вот не спать всю ночь! Тут и проголодаешься, как зверь! – засмеялся Леонидас.

Завтрак был по-королевски шикарным. Леонидас наготовил, как на целый полк. Тут были и русские сырники, и блины со сметаной, и классические французские круассаны с джемом, и бельгийские вафли с клубникой, и яйца в разной подаче, и, конечно, свежеиспеченный хлеб с маслом. Слава хлопала в ладоши и кричала: «Браво, Шеф Леонидас! Браво!» Леонидас смущенно благодарил, и щеки его краснели одновременно от удовольствия и смущения. Мироспас не успевал прожевывать одно, как уже подносил ко рту кусок чего-то другого не менее вкусного. Это был по-настоящему семейный завтрак, с шутками, смехом, с испачканной вареньем одеждой, обсуждением соседей и горой грязной посуды, которую никто не хотел мыть. Благословен час завтрака, когда в эти минуты ты далек от своих тревог, но близок к себе самому.

– Ох, накормил – так накормил! Леонидас, тебе надо срочно менять род деятельности! Завязывай с этой неблагодарной работой и открывай свой ресторан! Представь, сколько человек ты осчастливишь своей едой?! – громко сказала Слава, потирая свой живот, – я объелась, – заключила она. И все громко засмеялись!

– Да, я мечтал стать поваром, но моя мама была против. Тогда были тяжелые времена, и профессия повара не считалась благонадежной, – с грустью и сожалением в голосе ответил Леонидас.

– Родители…Почему-то они всегда все знают лучше нас…Ведут нас избранной ими дорогой, не понимая, всей трагедии наших умерших мечтаний, – тихо сказал Мира.

Друзья замолчали, словно оплакивали каждый свою несбывшуюся мечту. Но Леонидас решил прервать трагичный момент:

– Не подумайте, что я обижен на маму. Нет. Она хотела лучшей жизни для меня, – сказал он, – я ей благодарен, а иначе я б не оказался здесь сейчас с вами, моими друзьями. А поваром я ещё успею стать!

– Вот это настрой, я понимаю! Не кисни, Мира! – она хлопнула друга по спине, – мы и из тебя ещё космонавта сделаем! – засмеялась Слава.

– Почему космонавта-то? – обиженно пробубнил Мироспас, – я вообще-то летчиком мечтал стать.

– Ой, опять ты со своими деталями!

– Ооо… небо…рассветы и закаты, разные страны и люди, а самое главное – хорошенькие стюардессы! – романтично вздохнул Леонидас, и пунцовый румянец покрыл его щёки.

Мира и Слава посмотрели на друга, переглянулись и прыснули от смеха.

Вот такие простые моменты и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой!

После сытного завтрака друзья решили немного прилечь в гостиной, так как с трудом могли передвигаться.

– Как старший в команде, я запрещаю готовить такие завтраки! – шутливо сказал Мироспас.

– Я так и потолстеть могу, – поддержала его Слава.

– Нет не мофеф, мы не толстеем же, – выговорил Леонидас, борясь с тяжестью в желудке.

– И-то правда! – захихикала она.

– Если мы не толстеем, то почему мы чувствуем тяжесть в желудке? – важно спросил Мира.

– Архаический атавизм, – заключил Леонидас и тяжело вздохнул.

Через пару минут все трое мирно спали: Слава – в своем любимом кресле, Мироспас -на диване, а Леонидас – в кресле-качалке.