Юлия Шолох - Семейство Тенявцевых

«Ещё бы, – подумала Нинель, задирая подбородок всё выше и не потрудившись ответить. – Конечно, великолепно, как иначе?! Знай наших!»

Ещё раз взглянув на тарелку с остатками пирожного, господин Бослонцев взял салфетку и медленно вытер руки. Вздохнул.

– А ведь меня не так просто удивить.

Нинель не сдержалась и фыркнула. А потом вдруг увидела, как он на неё смотрит – столько жара было во взгляде, что в лицо словно раскалённым воздухом дохнули. От неожиданности она вздрогнула, и Эрим быстро опомнился, тут же пробормотал нечто невразумительное про важные дела и распрощался.

Рассеяно выслушав комплименты Маяковых, Нинель пожелала всем спокойной ночи и ушла спать. Перед сном провела с собой воспитательную беседу. Ей предстояло собрать все свои жалкие силы, чтобы продержаться сколько необходимо, работать каждый день. Уж больно на Цирцею хотелось.

Вот так и началось обучение Нинель кондитерскому мастерству.

Явившись следующим утром в кафе, она как ледокол прошла сквозь строй недовольных девиц, которых ничуть не убавилось, и нашла господина Бослонцева на кухне в колпаке и фартуке. Почему-то ощутила при виде его плеч и рук неловкость, поэтому впредь думала над каждым своим словом и делом. Эрим тоже осторожничал. Несмотря на отсутствие зрителей, вели они себя так, словно демонстрировали всему миру искусство общаться не общаясь.

Вскоре Нинель, конечно, устала от своего размеренного спокойного голоса и с облегчением вздохнула, когда занятие завершилось. Чтобы как-то прийти в себя, она даже задержалась у прилавков, где полчаса выбирала пирожные к ужину, задавая продавщицам десятки вопросов и наслаждаясь бешенством в их глазах. Хоть так душу отвела.

И следующим днём Нинель вела себя словно святая. Больше всего её пугала собственная робость и невозможность с этой робостью бороться. По вечерам, перед сном, Нинель не могла понять, что такого заставляет её вести себя днём, словно заторможенная рыбина с приклеенной улыбкой, верно, она просто выдумывает, но стоило снова увидеть Эрима, как робость возвращалась.

В конце концов она перестала себя узнавать. И ходила вечно хмурая и мрачная. Да, сладости получались, умения улучшались, однако в характере словно что-то надломилось. Она была такой послушной, вежливой и прилежной, что саму себя терпеть не могла.

Кто знает, возможно, Нинель сдалась бы, послала к чёрту Цирцею и уехала домой, не доведя дело до конца, но однажды за ужином Вера, улыбаясь, сообщила радостную весть – все они приглашены на бал в загородное имение неких господ Пуповых, которые оказались общими знакомыми господ Звягиных и того самого министра, на дочери которого собрался жениться Артур. Конечно же, приглашено всё семейство Тенявцевых, так что Нинель сможет не только передохнуть, но и танцевать, сколько душеньке угодно, а ещё повидать сестёр. А то это обучение совсем замордовало бедную девочку, она стала грустная и вечно раздражённая.

Вообще-то Нинель не очень любила посещать балы, уж очень замороченными были тамошние традиции, но сейчас при мысли о танцах и семье, а особенно о вынужденных прогулах в учёбе, она тут же воспряла духом, быстро отправила сообщение Эриму, поставив того в известность о своём отсутствии в ближайшие два дня и бросилась звонить Марии – только та могла подобрать идеальное платье и аксессуары, а если уж идти на бал, то во всеоружии.

С утра Нинель вылетела в усадьбу господ Пуповых. Дорогой она просматривала новинки моды, а также не изменился ли перечень обычных для бала танцев и блюд. С танцами оказалось всё в порядке, ничего такого, по чему было бы невозможно сориентироваться в процессе, а насчёт блюд – появился новомодный деликатес, суп-желе, который следовало резать ножом и специальным устройством быстро подцеплять желе, чтобы она обратно не соединилось. Засасывать его следовало, как устрицу, но деликатно, чтобы не вышло некрасивого звука. В общем, предстояло помучаться, ведь в таком знаменитом и влиятельном семействе наверняка не обойдётся без новинок. Пришлось просмотреть ролик об использовании данного устройства, ведь отказаться от блюда – наверняка гордости повара господ Пуповых не было никакой возможности, такого оскорбления не простят.

Усадьба, конечно, впечатляла, прежде всего, размерами. Даже от лётной площадки до лестницы в большой трёхэтажный дом ходил миниатюрный самоходный автомобиль. Проще было бы пройтись, но Нинель всё же уселась на сиденье и со скоростью черепахи проехалась мимо цветущих душистых кустов, сияющих пёстрыми гирляндами.

Сёстры и родители уже прибыли. Нинель даже не думала, что так по ним соскучилась! Даже по младшей Глаше, от шалостей которой покоя никому не было. По её милости некоторые ходили то криво стриженные, то крашенные в непонятные цвета, то лишались привычной одежды. Как ни странно, Глаше ничего за её выходки не было, остальным бы влетело за милую душу, но младшую Виола никогда не наказывала. Ходили слухи, что Глаше не повезло с первой приёмной семьёй, там было настолько ужасно, что она никак не может забыть и поверить в существование других семей. И заодно ревнует. В общем, даже Глашу Нинель тискала в объятиях не меньше остальных.

Максимилиан от женщин быстро сбежал, а в гостиную, объединяющую комнаты семейства Тенявцевых пришли соседи – мать и дочь Звягины. Леся выглядела очень мило в своём светлом полосатом платьице, а Валерии не терпелось обсудить сына. Они с Виолой уселись за небольшой столик и едва успели обменяться любезностями, как соседка запричитала:

– Ах, Виола, я так нервничаю, так нервничаю! Ужасно боюсь за Артура. Он же такой ранимый, так тонко чувствует! Угораздило же его выбрать себе невесту настолько выше по статусу.

Сидящие чуть дальше старшие сёстры многозначительно переглянулись. Без слов было понятно, что выражение «такой ранимый» по отношению к Артуру употреблять не стоит. Это так же нелепо, как верить в наличие души у камня. Хотя его всё же жаль. Придётся соответствовать запросам министра, а Звягины пусть и довольно богаты, но они по сути фермеры. Непросто ему будет, ох, непросто. Глядишь, отольются кошке мышкины слёзы, побывает в шкурке тех, кого всё детство изводил.

Впрочем, у сестёр так же было о чём поговорить.

– Я жутко боюсь идти на этот бал, – прошептала Яу, убедившись, что младшие не подслушивают.

– Отчего же? – спросила Нинель, хотя ответ знала. И точно!

– Вдруг сделаю что-то не так. И сама опозорюсь, и вас опозорю.

– Можешь смело меня позорить, – великодушно разрешила Нинель. – Особенно когда я в таком красивом платье.

И правда, платье цвета мяты, распечатанное по эскизу Марии, было простым и изящным, ну просто вершиной скромности! А белые цветочки, украшающие вырез и рукава, вызывали неизбежную улыбку умиления.