Дин Лейпек - Это все придумали люди

Первый раз в жизни я ходила на джазовый концерт – и не запомнила из него ничего. Я даже не могла сказать, понравился он мне или нет. Когда бэнд после третьего биса удалился, я почувствовала лишь некоторое облегчение.

Обратно к метро мы тоже шли в полном молчании. На платформе я спросила Сандра, куда ему ехать. Он немного нахмурился и заметил, что ему, наверное, следует проводить меня до дома. Я посмотрела на часы над тоннелем. Начало двенадцатого. Я согласилась.

Мы молча доехали до Медведково, молча дождались автобуса, молча в него сели. Еще когда мы стояли на остановке, я обернулась посмотреть, не идет ли с другой стороны маршрутка, и случайно встретилась взглядом с Сандром. Он смотрел на меня с какой-то странной сосредоточенностью – как будто у него очень сильно болела голова. Может, она у него действительно болела. Мне было все равно. По правде сказать, я чувствовала себя очень неуютно от того, что он провожает меня. Хотелось поскорее от него избавиться, лечь в теплую постель и почитать какую-нибудь приятную книжку.

Когда мы добрались до моего дома, я остановилась и неловко повернулась к Сандру. Вроде как ему полагалось попрощаться и двинуться в обратную сторону, но он продолжал стоять, засунув руки в карманы, а я все больше мерзла в своем красивом, коротком и легком пальто. Он морщился, как от настоящей мигрени, и вместо того, чтобы сказать: «Большое спасибо, спокойной ночи», – я спросила:

– У тебя болит голова?

Сандр вздрогнул и посмотрел на меня несколько растерянно, как будто не очень понимал, о чем я его спрашиваю.

– Немного, – пробормотал он наконец.

– Может, надо напоить тебя чаем и дать какую-нибудь таблетку?

Он постоял, снова глядя куда-то в сторону.

– Наверное, это будет правильно, – согласился он.

Прозвучало это так, как будто он имел в виду что-то совсем другое. Я кивнула и пошла к подъезду.

Когда мы ехали в лязгающем и скрипящем лифте, Сандр спросил:

– А твои родители не удивятся, что ты привела домой в полночь незнакомого мужчину?

– Не удивятся. – Я вытащила из сумки ключи. – Их нет дома.

Краем глаза я заметила, что он совсем скривился от боли.

В квартире было по-особенному тихо. Я всегда замечала, что тишина в пустой квартире звучит совершенно по-разному в зависимости от погоды, времени суток и сезона. Ночью, особенно зимой, квартира становится какой-то совершенно сухой и жесткой. Начинает казаться, будто все, что делаешь, по-своему преступно.

Я привела в дом мужчину, которого видела ровно два раза в жизни, а мои родители при этом отдыхают на Шри-Ланке. По своим собственным меркам я вела себя архипреступно.

Сандр бесшумно проследовал за мной на кухню и сел на табуретку, какой-то совершенно замученный. Я даже начала его немного жалеть.

В гостиной, в полной темноте, я долго искала в аптечном шкафчике нужное лекарство. Почему в темноте? Никто не знает.

– У меня есть нурофен, цитрамон и но-шпа, – сообщила я, вернувшись на кухню и выкладывая таблетки на стол. – Выбирай.

Он уже не сидел, а стоял у окна спиной ко мне и никак не отреагировал на мои слова. Я заварила чай, потому что точно знала, как плох пакетированный чай в лечебных целях. Достала чашку, ложку, подвинула сахарницу на середину стола.

– Чай готов, – позвала я тихо.

Он повернулся, и у меня в голове пронеслось слово «скорая». Его лицо было серым, с зеленоватым отливом, и глаза болезненно сосредоточены.

Он снова сел, взял какую-то из таблеток и налил себе очень крепкий чай. Я стояла у плиты, не очень зная, куда себя деть. Полночь, февраль, Медведково, в моей кухне сидит практически незнакомый мне человек с жутким спазмом. Мама, что делать.

После нескольких глотков чая Сандр прислонился к стене и закрыл глаза. Лицо постепенно утратило землистый оттенок, и лоб как будто слегка расслабился.

– Лучше? – спросила я.

Он слегка кивнул.

– И часто с тобой такое бывает?

Сандр слабо улыбнулся.

– Такое – не часто.

Опять мне показалось, что он имел в виду что-то совсем другое.

Некоторое время на кухне стояла тишина. Я изредка поглядывала на часы. Еще чуть-чуть, подумала я, и он не успеет на метро. И мне придется оставить его ночевать. Полночь, февраль, Медведково, я одна в квартире с двадцативосьмилетним мужчиной. Мама, что делать…

Почему я не позвонила Мише? Почему не рассказала ему обо всем? Приехать он бы уже не успел, но я хотя бы поставила его в известность. Не чувствовала бы себя преступницей, скрывающей у себя в квартире…

Что? Безумное чаепитие на кухне? Странного элегантного типа, страдающего чудовищными мигренями и закуривающего от спичек?

Бред.

Сандр открыл глаза с видом человека, приходящего в себя после клинической смерти. Никогда не наблюдала такого, но мне казалось, это должно выглядеть именно так.

– Здесь можно курить?

Я покачала головой.

– На балконе?

– Да. Там даже пепельница гостевая есть.

Он кивнул и встал. Я проводила его через темную гостиную на балкон и почему-то сама тоже вышла. Ветер пробирал насквозь, плитка обжигала ноги холодом через тапочки. Я по-прежнему была в своем «джазовом» платье и тонких колготках. Сандр стоял на ледяном полу в одних носках и, судя по всему, не испытывал ни малейшего дискомфорта.

– Ты замерзнешь, – бросил он через плечо.

Я послушно кивнула, как маленькая девочка, и вернулась на кухню. Полпервого. Он точно не успеет на метро. Ну и хрен с ним, подумала я вдруг сердито. Пускай добирается, как знает. Не виновата же я, что он вдруг собрался тут помирать. Это не мои проблемы.

Я уже начала печатать Мише сообщение с вопросом, очень ли невежливо будет выкинуть его брата из дома почти в час ночи, когда почувствовала на себе взгляд Сандра. Я подняла глаза. Его лицо выглядело непроницаемым.

– Я думаю, мне пора.

Я кивнула. Он прямо-таки читал мои мысли.

– Спасибо большое за… угощение.

– Не за что.

Он еще немного постоял, потом исчез в прихожей. Я отложила телефон и вышла его проводить.

– А как ты поедешь? – спросила я. – Метро уже не работает.

Он стоял на одном колене, завязывая шнурки.

– Во-первых, я могу взять такси. А во‐вторых, идея прогуляться пешком не кажется мне такой уж страшной.

– Ты замерзнешь, – повторила я его фразу.

Поверх свитера у него было только пальто, еще более тонкое и стильное, чем мое. Не самая подходящая одежда для ночных прогулок зимой.

– Вряд ли, – усмехнулся Сандр, вставая. Он был высоким, темным и каким-то… готическим. В архитектурном смысле этого слова.

И это оказалось опасным сравнением. Потому что готика давно стала моей страстью. Все свои работы в институте я посвящала тому, чтобы найти ее следы в современной архитектуре, все мои проекты, так или иначе, носили в себе ее черты. И вот передо мной стоял человек, абсолютно точно воплощающий в себе основополагающие принципы готической архитектуры. Я не знаю, в чем это выражалось. Во всем. И это открытие оказалось таким мощным эстетическим откровением, что я так и замерла на месте, совершенно забыв, что мне нужно попрощаться и запереть за ним дверь.