Дин Лейпек - Это все придумали люди

В свой первый одинокий вечер мне нужно было готовиться к экзаменам. Я честно читала учебник, писала ответы – и не помнила ничего из того, что записывала. Я знала, что он придет. Он находил меня везде. Он, наверное, достал бы меня из-под земли, если бы в этом была необходимость. Он знал, что я его жду.

Сандр пришел, но когда я увидела его, то не почувствовала никакого облегчения. Вы любите смотреть, как ваших близких пытают? Я – нет. Совсем не люблю.

Он стоял в моей прихожей, высокий, со стрельчатыми арками, резными аркбутанами и тонкими нервюрами. Каменный. Сейчас это стало видно.

– Ты как себя сейчас чувствуешь? – вдруг спросил Сандр.

Это был странный вопрос. Он обычно безо всяких слов знал, как я себя чувствую.

– Нормально, – ответила я неуверенно.

– Хорошо, – сказал он.

Мы немного постояли молча. На улице полил дождь, и в прихожей стало почти темно.

– Я уезжаю.

Тишина. Я не знала, как правильно обработать эту информацию. Его слова, и особенно тон, которым они были сказаны, исключали возможность таких бытовых вопросов, как куда или насколько.

– Прости меня, – продолжил он.

Я прямо видела перед собой эти тонкие нервюры, эти сложные своды. Что им до нас, простых смертных, которые ходят внизу? Мы умрем, а они вечны.

– Хотя я вряд ли думаю, что это возможно, – продолжил Сандр. – Я бы не простил.

Я наконец смогла найти нужное слово:

– Почему?

Вот. Мне удалось задать правильный вопрос. Он давал надежду, что все станет яснее. Пока все было совершенно неясно. Только своды и нервюры.

Он долго смотрел на меня. Потом вдруг наклонился и поцеловал.

Наверное, солдаты, уходящие на фронт, все-таки не так целуют на прощание своих девушек. Мне кажется, у каждого нормального солдата должна быть хоть какая-то надежда, что он вернется.

– Поэтому, – сказал он тихо. Потом осторожно поцеловал мои закрытые глаза и ушел.

Я не стала бежать за ним. Какой смысл пытаться дотянуться до высоких сводов? Мы умрем, а они – вечны.

Конечно, я попыталась его найти. Нет, даже не найти. Что-то узнать. Что-то такое, что позволило бы жить в настоящем, а не в прошлом. Мне казалось, что если бы я знала, где он, то могла бы заставить себя делать что-то осмысленное в этом мире. Просто знать, что он где-то есть. Почему-то сейчас уверенности в этом не было.

Я знала единственное место, куда могла пойти. Это казалось жестоким и гнусным, бессовестным и циничным, но что мне еще оставалось? Я даже не помнила номера его машины.

Когда я пришла к знакомой двери, мне никто не открыл. Я звонила достаточно долго, а потом села на ступенях, ведущих на следующий этаж, и стала ждать. Когда-нибудь они все-таки должны были прийти домой.

Мишка не сразу заметил меня. Он привычным движением свернул с лестницы сразу к квартире и, уже открыв дверь, видимо, все-таки ощутил чужое присутствие и обернулся. Долго смотрел на меня. Не знаю, что он увидел, но, скорее всего, черти теперь и надо мной потрудились на славу. Ни слова не говоря, Мишка сгреб меня со ступеней и втащил в квартиру.

Хватка у них тоже оказалась одинаковой.

На кухне Мишка, ни слова не говоря, поставил передо мной стакан и достал из холодильника бутылку водки. Потом немного подумал, вышел и вернулся с маленькой антикварной рюмкой из буфета. Я недоумевающе смотрела на него. Я не пью водку. Я пью вино и мартини. По праздникам и с друзьями. Умеренно.

Он налил полную рюмку и подвинул ее ко мне.

– Пей.

– Я не пью.

– Пей, кому говорят! – слегка прикрикнул Мишка, и я послушно взяла рюмку. Таким он раньше не был. Он вообще изменился. Стал старше. У него были серьезные темные глаза… как у его брата.

Я мысленно выругалась и выпила залпом. Хотелось еще и хватануть рюмкой об пол, но я так закашлялась, что на время забыла о своем намерении. Мишка ждал, пока я прочищала горло и вытирала навернувшиеся слезы.

– Он сегодня звонил.

Я замерла.

– Сказал, что улетает в Австралию. Очень выгодное предложение по работе.

Я кивнула.

– Он велел… – Мишка запнулся. Затем договорил тихо: – Он велел мне позаботиться о тебе.

И тогда это началось. Я сидела на табурете в старой обшарпанной Мишкиной кухне и качалась из стороны в сторону с маниакальной точностью маятника. Кажется, я еще что-то мычала, как человек с зубной болью, пытающийся дать ей хоть какой-нибудь выход. Я качалась и мычала, а сама думала при этом, что, наверное, точно так же в феврале Мишка сидел на этой самой кухне и, может быть, точно так же качался и мычал, потому что его брат увел у него любимую девушку. А теперь эта девушка сидит у него на кухне и качается и мычит, потому что этот самый брат ее бросил и уехал в Австралию на перспективную работу, и девушка пришла к Мишке, потому что больше прийти ей не к кому. И во всем этом Мишка был совершенно точно не виноват.

– Ну что ты, – сказал он наконец таким голосом, что я точно поняла: и качался и мычал. – Ну что ты, родная.

Я все-таки сделала это. Я разбила его рюмку о старую кафельную плитку. Иногда, чтобы что-нибудь не взорвалось, что-нибудь должно разбиться.

Вы знакомы с людьми, у которых нет руки или ноги? Я – нет, но я почти уверена, что хотя бы некоторые из этих людей вполне счастливы. Они учатся или работают, женятся или выходят замуж, или, на худой конец, просто радуются своей жизни, такой, какая она есть. Некоторые из них становятся спортсменами, и этими людьми восхищается весь мир. Они живут не вопреки, они живут несмотря на. А иногда и просто живут.

Но если вы спросите у одного из этих людей, помнит ли он о том, что у него нет руки или ноги, я уверена, он ответит, что да. Наверняка случаются в его жизни счастливые моменты, когда на время он забывает об этом. Или когда просто привыкает настолько, что перестает замечать постоянно отсутствие какой-нибудь нужной части тела.

Можно научиться так жить. Можно привыкнуть. Можно достигнуть невероятных успехов. Можно доказать всему миру, что ты способен выйти за пределы возможного.

Но забыть – нельзя.

И в этом, наверное, есть какой-то смысл.

Хендрикс сказал, что скоро у нас будет новый архитектор. Очень крутой архитектор, уточнил он. Мы все страшно обрадовались. Помнится, я даже успел нарисовать себе в воображении брутального мужика, этакого Шварценеггера от пространств, который быстренько у нас тут все наладит. Нам очень не хватало хорошего архитектора. Конечно, Хелен с Гарри и Максом справлялись неплохо, в силу своих скромных возможностей, да и Хендрикс кое-что умел – но этого часто оказывалось недостаточно. И такое положение дел сильно расстраивало нас всех. Знакомые ребята из Амстердама проворачивали невероятные штуки, строили целые комплексы – хотя у них всего один архитектор, и не из самых толковых. Чем мы хуже?