Маргарита Серрон - Веянка. Часть 2

Прошел год после смерти родителей, но Лизи не успокоилась. Понимая все разумом, она не принимала решение родителей сердцем, отвергая все логические доводы для оправдания их нелепого, как ей казалось, поступка. Особенно она злилась на мать, которая, по ее мнению, приблизила трагическую развязку, проявив малодушие. Обида на себя за непрощение близких плавно перерастала в обиду на отца и мать за их решение. Весь клубок неразрешенных проблем превращался в черную дыру внутри Элизабет, раздирая ее сердце на части. Она понимала, что не права, но простить родителей и особенно мать– не могла.

–Итак, мисс Элизабет, судя по виду вашей одежды и запаху, который она издает, вы спите рядом с мусорным баком, не иначе. – девушке стало нестерпимо стыдно находиться рядом с опрятным благоухающим мужчиной. С сомнением она села в его чистую машину, понимая, что сейчас загадит своей вонью весь салон. – Леди, я вам предлагаю снять у меня комнату в моей большой квартире, где хватит места нам двоим, оплата пойдет в счет вашей будущей зарплаты. И не думайте, что я делаю это просто так. Это не благотворительность. Открою вам тайну, что когда -то и я был в таком же плаченом состоянии, как и вы. Лет так двадцать назад. Мне помогла одна женщина. Она поставила меня на ноги, вернув меня к жизни. За это, она взяла с меня обещание помочь так же кому-то, кто поскользнулся и не может встать самостоятельно. Двадцать лет пролетело, я не успел и оглянуться. А должок нужно возвращать. На душе как-то неспокойно. Но кроме, как болтовни на курсах реабилитации, реально я никому не помог за эти годы. Как-то некогда было. И если честно не очень меня и трогали чужие проблемы. Я эгоист по натуре, у меня даже семьи нет, так как я не могу делиться ни с кем своим пространством и свободой. А вот увидел вас и зашевелился червь внутри, просто исполинский червь, кажется совесть проснулась. Как же так, ведь это моя лучшая выпускница и нет рядом человека, чтобы помочь ей? А я? Я на что? Вы молчите Элизабет, и я знаю почему. У вас на лице написано растерянность и удивление. Я все это уже проходил в прошлом, только не хотел вспоминать эту историю, больно это, как будто режут тебя по живому. Раны зажили, а шрамы остались. Я знаю, вы родителей потеряли, об этом сплетничали, когда вы внезапно пропали. А я потерял семью. Они ушли от меня, когда я пил. И мне так была жалко себя, что я не мог остановиться. Вот так. Вы не одиноки в своем одиночестве и обстоятельства здесь не причём, оно живет внутри, и мы перестаем видеть окружающих людей, замечать их. Это как смотреть через линзу с искривленным стеклом. Свет мы различаем, но не такой как все остальные, а искаженный. Мир потерянных – убогий, кривой. В нем нет места настоящей любви и всепрощению, только ненависть, боль, жалость к себе. Время здесь не чувствуется, ненужные события стираются, впрочем, как и нужные. Дни превращаются в серую мутную картинку. Лизи, девочка, ты сейчас живешь только прошлым, твои часы остановились в день смерти родителей, но я могу помочь запустить их снова. Не плачь, ты уже выплакала все, что должна была выплакать. У Господа на нас свои планы. Когда-нибудь позже ты это осознаешь и примешь.

Элизабет крепко обняла худого, слегка сутулого мужчину. Она перестала стесняться своего вида, своего запаха, точно зная, что он не побрезгует ее объятиями. Слова были не нужны, ее боль мог понять только человек, который сам когда-то смотрел на мир через искривленное стекло. Она встретила родную душу, такую же многострадальную и много пережившую. С этих объятий началось возвращение к свету. Шаг за шагом, день за днем, Лизи стала подниматься на ноги. Она училась заново жить. Выздоровление шло медленно, но верно. Точно неокрепшая травинка она тянулась навстречу солнцу, в роли которого выступал доктор Боунс, став для нее и нянькой, и врачом, и личным психотерапевтом. Мужчина так и не завел семью, посвящая все свое время студентам и любимой работе. Он страдал педантизмом, был скрягой и любил черный юмор. Но для Элизабет дни, проведенные под крышей своего спасителя, были лучшими днями в жизни. Она научилась радоваться каждому прожитому дню, понимая, что Бог дал ей шанс на второе рождение. Она не сразу избавилась от приступов агрессии и раздражения, которыми сопровождался ее выход из алкогольной и наркотической зависимости. Иногда они с доктором ссорились. Не желая уступать, каждый упрямо доказывал свою правоту. Когда аргументы заканчивались, они переходили на кухню и начинали бить посуду. На душе становилось легче. Пыл ссоры сходил на нет, а совместная уборка только больше скрепляла их дружеские отношения. После таких вечеров доктор Боунс скрупулёзно подсчитывал убытки, записывал их в книгу расходов и грозился, что Элизабет никогда с ним не расплатится. На следующий день он молча покупал новую посуду и спустя время опять провоцировал девушку на эмоциональные всплески с битьем посуды, без жалости вытаскивая день за днем все ее проблемы наружу, при этом обнажая нервы до предела. Он четко контролировал ситуацию, зная, когда нужно остановиться. Постепенно перебранки все мельчали, злость Элизабет на мир пропадала, уступая место деловым спорам, шуткам и веселью. Через несколько месяцев доктор Боунс нашел Лизи работу, договорившись со своим старым приятелем, который был заведующим отделения травмы лицевой хирургии. Он пообещал взять девушку с хорошими рекомендациями и с красным дипломом к себе в отделение на испытательный срок. Лизи была счастлива. Это то, о чем она мечтала и в чем нуждалась. Затем Доктор Боунс преподнёс своей подопечной еще один подарок– он выкупил у ростовщиков ее ненаглядный байк. Лизи прыгала от счастья, не веря своим глазам. Она висела на шее мужчины как ребенок, заставляя его краснеть и сопеть от смущения.

–Элизабет, где твои манеры? Ты меня задушишь.

–Моя благодарность не знает о манерах, как я счастлива! Неужели все будет по-старому?

–Нет, Лизи, все будет по-новому и перемены тебя порадуют.

Проработав какое-то время стажером, девушка зарекомендовала себя как грамотный и ответственный работник и ее без колебания взяли в штат. Теперь она получала хорошую зарплату и могла жить самостоятельно, но она так уже привыкла к обществу доктора, к его поддержке, что не хотела ничего менять. Прошло еще два месяца. Лизи продолжала работать в больнице, прекрасно справляясь со своими обязанностями медсестры. В один из вечеров доктор Боунс позвал девушку для серьезного разговора. Без всяких предисловий, он заявил Лизи, что она должна немедленно съехать с его квартиры.

– Мисс Элизабет, время перемен пришло – мужчина нервничал, стараясь сдержать свое волнение, он перешел на официальные интонации, точно перед ним была ни одна девушка, а целая аудитория студентов– я должен вам сообщить, что нашел себе нового квартиранта. Вы знаете, я скряга, и лишние деньги мне не помешают. А от вас никакого толку, одни растраты.