Мэри Lexx - Грегорианец. Четвёртый

На этот раз Дартин промолчал, поняв свою ошибку, а приятели Росс не дали себя убедить, несмотря на все уверения. Один из них с деланной серьезностью обратился к Клерику.

– Если дело обстоит так, как ты говоришь, дорогой мой Росс, – сказал он, – я вынужден буду потребовать от тебя этот платок. Как тебе известно, Бу Аси – мой близкий друг, и я не желаю, чтобы кто-либо хвастал вещами, принадлежащими его супруге.

– Ты не так просишь об этом, – ответила Росс. – И, признавая справедливость твоего требования, я все же откажу тебе из-за формы, в которую оно облечено.

– В самом деле, – робко заметил Дартин, – я не видел, чтобы платок выпал из кармана господина Росс. Господин Росс наступил на него ногой, вот я и подумал, что платок принадлежит ему.

– И это вопиющее заблуждение, – холодно произнесла девушка, словно не замечая желания парня загладить свою вину. – Кстати, – продолжила, обращаясь к Адепту, сославшемуся на свою дружбу с Бу Аси, – я вспомнил, дорогой мой, что связан с графом Лау Бу Аси не менее нежной дружбой, чем ты, близкий его друг, так что… платок с таким же успехом мог выпасть из твоего кармана, как из моего.

– Нет, клянусь честью! – воскликнул Адепт.

– Ты будешь клясться честью, а я ручаться честным словом, и один из нас при этом, очевидно, будет врать. Знаешь что, Онтаран? Давай лучше поделим его.

– Платок?

– Да.

– Изумительно! – закричали оба приятеля-Адепта. – Судилище! Росс, ты в самом деле воплощенная мудрость!

Молодые люди расхохотались, и все дело, как ясно всякому, на том и кончилось. Через несколько минут разговор оборвался, и собеседники расстались, сердечно пожав друг другу руки. Адепты кардинала зашагали в одну сторону по переходу, а Росс в другую.

«Вот подходящее время, чтобы помириться с этой благородной особой», – подумал Дартин, который в продолжение всего этого разговора стоял в стороне. И, подчиняясь доброму порыву, поспешил догнать Клерика императора, который шел, не обращая больше на него внимания.

– Сударь, – произнес Дартин, нагоняя Клерика и нарочито обращаясь как к мужчине, – надеюсь, вы извините меня…

– Милейший, – прервала его Росс, – разрешите вам заметить, что в этом деле вы поступили не так, как подобало бы благородному человеку.

– Как? – опешил парень. – Вы можете предположить…

– Я предполагаю, что вы не глупец и вам, хоть вы и прибыли с Грега, должно быть известно, что без причины не наступают ногой на носовой платок. Гранж, черт возьми, не вымощен платочками и они не разбрасываются с лайтфлаев пачками.

– Сударь, вы напрасно стараетесь меня унизить, – произнес Дартин, в котором задорный нрав начинал уже брать верх над мирными намерениями. – Я действительно прибыл с Грега, и, поскольку это вам известно, мне незачем вам напоминать, что грегорианцы не слишком терпеливы. Так что, единожды извинившись хотя бы за сделанную глупость, они бывают убеждены, что сделали вдвое больше положенного. Я достаточно вежливо говорю?

– Я сказал это вовсе не из желания искать с вами ссоры. Я, слава богу, не забияка какой-нибудь, и Клерик императорского легиона я лишь временно. Дерусь только когда бываю вынужден, и всегда с большой неохотой. Но на этот раз дело нешуточное, тут речь о даме, которую вы скомпрометировали.

– Мы скомпрометировали! – поправил Дартин.

– Как могли вы подать мне этот платок?

– Как могли вы обронить этот платок?

– Я уже сказал, и повторяю, что платок этот выпал не из моего кармана.

– Значит, вы наврали дважды, ибо я сам видел, как он выпал именно из вашего кармана.

– Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин грегорианец! Я научу вас вести себя!

– А я отправлю вас назад служить обедню, господин аббат! Вытаскивайте шпагу, прошу вас, и сию же минуту!

– Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком случае. Не видите вы разве, что мы находимся против самого дома Дильёнов, который наполнен клевретами кардинала? Кто уверит меня, что не его высокопреосвященство поручил вам доставить ему мою голову? А я, знаете, до смешного дорожу своей головой. Мне представляется, что она довольно ловко сидит у меня на плечах. Поэтому я согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке, где вы никому не могли бы похвастать своей смертью.

– Без проблем. Только не будьте слишком уж уверенны и захватите ваш платочек, принадлежит ли он вам или нет, но он может вам пригодиться.

– Вы, грегорианец? – с иронией спросила Росс.

– Да. И грегорианцы обычно не откладывают поединка из осторожности.

– Осторожность, качество излишнее для Клерика, я это знаю. Но она необходима служителям церкви. И так как Клерик я только временно, то предпочитаю быть осторожным. В два часа я буду иметь честь встретиться с вами в резиденции господина Лау Вельера. Там я укажу вам подходящее для поединка место.

Молодые люди раскланялись, затем Росс удалился на эскалаторе к автоматическому переходу, ведущему к Бансионскому дворцу, а Дартин, видя, что уже довольно поздно, зашагал в сторону монастыря Рок.

«Ничего не поделаешь, – рассуждал парень сам с собой, – поправить ничего нельзя. Одно утешение, если я буду убит, то буду убит имперским легионером».

У Дартина в Гранже не было ни одного знакомого. Поэтому на поединок с Шосс парень отправился без секунданта, решив удовольствоваться секундантами противника. Впрочем, он заранее твердо решил принести храброму Клерику все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется, слабости. Решил это, опасаясь тяжелых последствий, которые может иметь подобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости, дерется с раненым и ослабевшим противником. Если таковой окажется побежденным, то противник будет торжествовать вдвойне, а если же победителем будет он, то в этом случае его обвинят в вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.

Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя приключений, либо читатель должен был уже заметить, что Дартин являл собой человека не совсем обыкновенного. Посему, хоть и твердя самому себе, что гибель его неизбежна, он никак не мог безропотно покориться неизбежности смерти, как сделал бы это другой, менее смелый и менее спокойный человек.

Юноша вдумывался в различия характеров тех, с кем ему предстояло сражаться, и положение постепенно становилось для него ясней. Надеялся, что, извинившись, завоюет дружбу Шосса, строгое лицо, и благородная осанка которого произвели на него самое хорошее впечатление. Льстил себя надеждой запугать Басс историей с перевязью и попкой, которую он мог, в случае если не будет убит на месте, рассказать всем, а такой рассказ, преподнесенный в подходящей форме, не мог не сделать Басс смешной и разоблачённой в глазах друзей и товарищей.