Влад Лукрин - Машина, сгоревшая от любви

Воробышку хорошо под землей. Корни все крепче привязываются к ней. Но вот он слышит неясный позыв: что-то начинает тянуть его наверх, в неизведанный мир. Это зов весны. Росточки тюльпана тянутся сквозь землю, еще не зная, что ждет их там, где кончается земля.

А там Воробышка встречают свежий воздух, синее небо и ласковое солнце. Воробышек растет. Стебель у него небольшой. Листья желобками смотрят вверх.

Когда идет дождь, вода скатывается по листьям к стеблю и течет прямо к корню.

Вот на стебле появляется алый бутончик. Цветок распускается под яркими лучами солнца. В этот миг Воробышек абсолютно счастлив! Но… Его срезают. Приносят домой. Ставят в воду, пропитанную питательным раствором. Все надеются, что Воробышку здесь будет хорошо. Но его улыбка быстро вянет. А затем лепестки опадают один за другим.

Потому что, срезав тюльпан с земли, его лишили надежды. Отныне в его жизни все предопределено: ваза, подоконник и питательный раствор.

Но если цветок лишить надежды, он увядает. Такова природа цветка.

И человека, возможно, тоже. Ника хотела это дописать, но не стала. Потому что уже совсем получалось не по теме задания. И так реферат получился не совсем стандартным. А вдруг его действительно прочитают?

Она даже подумала, не заменить ли свою работу какой-нибудь скачанной заготовкой. Однако в последний момент поленилась и отнесла свое.

– Конечно, ты немного неправильно описала жизненные циклы тюльпана, – продолжил учитель. – Кстати, ты знаешь, что тюльпаны эфемероиды, а не эфемеры? Нет? А ведь я объяснял на уроке.

«Значит, он все-таки читает рефераты».

– Хм, ну хорошо. Ты точно сама все нарисовала?

– Сама.

– Молодец. Предмет, конечно, надо было бы тебе подучить. Эфемеры живут один сезон. А эфемероиды многолетние. Так что тюльпаны не умирают, когда, как ты написала, их лишают надежды.

«В этом тюльпаны отличаются от людей», – подумала Ника.

– Кстати, откуда такое нелепое имя для тюльпана? – Учитель суховато улыбнулся. – Оно не к месту. Следовало бы, конечно, снизить тебе балл за лишние фантазии. Но я не стал этого делать: ты старалась, это надо ценить. Понимаешь? И ты хорошо рисуешь.

«Ему понравилось!» – Ника обрадовалась. Значит, ее рисунки могут нравиться! Может, эта странная тяга рисовать не так уж безнадежна? А вдруг он расскажет про нее мастер-учителю с большой земли? Тому, что приходил в школу в окружении железных столбов. Ах, как было бы чудесно!

Тот, над кем брал шефство мастер-учитель, практически гарантированно попадал на большую землю. Остальным выпускникам школы мало что светило. Теоретически можно было попытаться поступить в вуз самостоятельно – без рекомендации мастер-учителя. (Все вузы находились на большой земле.) Говорят, когда-то кому-то это удалось. Только чудеса на то и чудеса, чтобы случаться раз в сто лет. Не чаще.

Если бы только знать, как мастер-учитель выбирает везунчиков! Прямо подходить к нему бесполезно. Попробуй еще подступись, дроны могут и током со зла шарахнуть. А хоть и пробьешься сквозь заслон, ничего не получишь, кроме пары холодных фраз. Типа: «Скажите фамилию, посмотрю».

Только толку ноль. Ничего он не посмотрит: проверено. Не помнится, чтобы интель потом кого-то вызывал из подходивших. Зато таких ребят начинали жестко троллить школьные банды.

Попытка превращалась в пытку.

Поэтому напрашиваться в ученики интелю было опасной глупостью.

Еще пропуск на большую землю можно было получить в спорте или армии. Конкуренция там, конечно, была жесткой. Зато шансы выглядели реальными. Все спортивные звезды вышли из социального квартала.

Существовали и еще какие-то варианты попасть на большую землю. Но они по большей части относились к области городских легенд. Вроде – одна бабушка возделывала свой садик, ее заметили и забрали.

Так, может, все-таки Витек замолвит за нее словечко?!

– Я почему попросил зайти: хочу тебя попросить нарисовать иллюстрации к презентациям, – сказал учитель. – Буду признателен. Сейчас обновляю учебные материалы. Думаю, незачем скачивать чужое, когда есть такой талант в классе. Сделаешь, хорошо?

У Ники что-то оборвалось в сердце: он никогда не попросит интеля. Никогда!

Последние дни Март просыпался в мрачном настроении. Теперь он не задерживался у окна, а сразу шел в ванную. Затем выходил на балкон-террасу завтракать (с того дня он распорядился накрывать там).

Что-то изменилось в душе Марта. А перемены сказались и на рационе. Вместо легкомысленного рогалика подавались сосиски с яичницей и несладким чаем. Все из натуральных продуктов, естественно.

На террасе, занимавшей примерно половину плоской крыши первого этажа, был разбит зимний сад. Плетеный столик с завтраком стоял под раскидистым кустом чего-то зеленого. Фиалка, которая с некоторых пор стала ухаживать за уголком природы, пыталась как-то объяснить Марту, что где растет. Однако он даже не старался запомнить: ему было все равно.

Растет себе и растет.

«Может, еще вина надо заказывать к завтраку? – подумал Март, садясь в плетеное кресло рядом со столиком. – Жизнь пошла нервная. Бокал красного утром, возможно, не помешает».

Дом прикрывала треугольная крыша-навес, установленная на тонких столбах. Под ней была смонтирована система микроклимата, накрывавшая террасу. Поэтому, хотя зимний сад находился на открытом воздухе, в нем всегда была своя температура. Бывало, в пяти метрах шел снег, а Март в шортах и футболке пил кофе в своем зимнем саду и наблюдал, как таяли на зеленых листьях шальные снежинки, занесенные ветром.

Когда же вокруг стояла летняя жара, на террасе, наоборот, царила приятная прохлада. Как сейчас.

Март откинулся назад в кресле и посмотрел на улицу. Соседний дом стоял в нескольких сотнях метров: жители большой земли предпочитали не тесниться.

Примерно посередине между домом Марта и соседским был насыпан небольшой холм, с которого стекал искусственный ручей. Вокруг холма и на нем росли цветы и декоративные растения.

Это был экосад, разбитый Фиалкой. Так звали бабушку-садовницу, которую Март некогда высмотрел в социальном квартале. Он и добился ее перевода на большую землю. У бабушки, конечно, было какое-то настоящее имя, но его уже никто не помнил. Все звали ее Фиалкой.

Любопытно, что сама Фиалка не горела желанием переезжать на большую землю. Садовнице было хорошо и в социальном квартале: ее душа срослась с маленьким садиком, за которым она там ухаживала. Так что – редкое дело! – человека еще пришлось уговаривать покинуть пустырь (так люди большой земли порой называли социальный квартал).

Вряд ли бы Фиалка сдалась, если бы не внуки. Их пообещали отправить в школы большой земли, и это решило вопрос. Теперь Фиалка ухаживала за зимними садами нескольких жителей большой земли в округе, где жил Март. А в свободное время возделывала свой собственный сад на улице.