Елена Филон - Эскейп

– Дайте воды! – просит ни на кого не глядя. – Эй! Воду, говорю, подайте кто-нибудь!

Но никто не двигается с места.

– Дайте ей её же бутылку! – командует Чед. – Смысл переводить хорошую воду?

– Ну ты и придурок! – Кайла толкает его в плечо, подхватывает с пола свою бутылку и протягивает Марше.

– Ну, теперь хотя бы понятно, кому кранты, – усмехается Чед, на лице которого читается явное облегчение.

Девушку перестаёт рвать, но от воды, предложенной Маршей, она отказывается. Отходит в сторону и сползает на пол по стене.

– Дерьмово выглядит, – не удерживается от комментария Чед, за что вновь получает выговор от Кайлы.

– Так это не шутка? – глядя в одну точку пустым взглядом, тихо выдыхает Шон. – Они действительно отравили воду? Правда?..

БАХ!

– Чёрт! Да сколько можно?!

– Они опять стучат!!!

Чед на всех парах подлетает к двери и принимается вновь барабанить по ней кулаками:

– СУКИ! ТВАРИ! ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!

Лишь когда стук прекращается, Чед успокаивается и, ворча себе под нос всякого рода проклятия, опускается на пол и припадает спиной к двери.

– Посижу немного, – пыхтит и тяжело дышит.

– Ей совсем плохо, – Марша с тревогой смотрит на бледную девушку в очках.

– Нам нужен код! Какой у этого чёртового замка код?! – мельтешит по залу Кайла, прижимая ладони к низу живота. – И ещё мне нужен туалет!

– Сходи в угол! Всё равно весь зал уже блевотиной воняет! – предлагает ей Чед.

– У нас всё ещё есть шанс на то, что никто не был отравлен, – Марша сама с собой разговаривает. – Всё ещё есть шанс спасти её. Если Ной не пил воду…

– Не только я её не пил, – раздаётся спокойный голос, и наступает тишина. – Я ведь прав? – Ной смотрит на девушку, которую рвало. – Ты ведь тоже её не пила?

Девушка выглядит такой слабой, что даже взглядом Ною не отвечает. Кажется, будто её вот-вот снова рвать начнёт.

– Но её вырвало, – в замешательстве подаёт голос Шон. – Все это видели.

Ной медленно переводит взгляд на близнеца:

– И что? – Короткая фраза, на которую никто не находит что ответить. – Пятнадцать минут, – со вздохом объявляет Ной и поднимается на ноги, будто наконец пришло время, и он собрался на выход.

Но пятнадцати минут оказывается недостаточно, чтобы подобрать к замку код.

Пятнадцать минут, тридцать, два часа, или четыре… какая разница? Ни у кого из нас нет ни одной мысли о том, каким может быть кодовое слово.

Жалких пятнадцать минут…

Марша и Линк, всё ещё надеясь на чудо, крутили диски с буквами, по очереди составляя из них приходящие на ум слова, в то время, когда атмосфера в зале стала тихой и напряжённой, ведь отсчёт пошёл на минуты.

Больше не обсуждалась вероятность отравления одного из нас и возможность летального исхода. Прекратился допрос девушки в очках, которая всё равно была не в силах ответить. Прекратились споры о том, в эпицентре чего мы всё же оказались: безобидной игры, или жестокого испытания на смерть. Шон прекратил веселиться и теперь молча сидел рядом с братом нервно кусая губы. Лотти перестала плакать и безмолвно наблюдала, как у двери, всё ещё не теряют надежды выбраться Линк и Марша. Здоровяк с татуировками и парень-пофигист перебрались поближе: здоровяк сжимал в кулаке какую-то вещь и с закрытыми глазами нашёптывал себе что-то под нос, а парень-пофигист тихонько насвистывал ненавязчивый мотивчик.

И только когда Чед, с бледным как простыня, перепуганным до чёртиков лицом, заорал на весь зал о том, что у него отнялись ноги, и он не выдумывает это, две вещи стали для всех безоговорочно очевидными…

Первое – с нами не шутят, и игра идёт не на жизнь, а на смерть.

И второе – отравленная вода была в бутылке, из которой пил Чед.

– Я не хочу умирать… Не хочу… Не хочу… – как ребёнок рыдал он, когда время было на исходе, а Марша и Линк, обливаясь потом, дрожащими руками, без перебоя крутили диски на кодовом замке.

Кайла рыдала, держа Чеда за руку. Умоляла, глядя в камеры, прекратить это, дать Чеду противоядие… Проклинала себя. Проклинала тех, кто нас запер! Желала им смерти, а затем вновь умоляла, чтобы они спасли Чеда. Но…

Мы не вложились в два часа.

Через тридцать две минуты, как сообщил Ной, сердце Чеда перестало биться.

Через тридцать две минуты, как ни в чём не бывало, Ной прошёл к чёрной двери и, ловко покрутив диски, набрал кодовое слово. Верное кодовое слово.

Со скрипом ржавых петель дверь открылась.

Ханна

Настоящее

«Фобия» – слово, набранное Ноем на кодовом замке.

Слово, набранное намеренно поздно для того, чтобы Чеда было уже не спасти.

***

Громкий, отрывистый, как воронье карканье смех прокатывается по залу – единственный звук, что слышится некоторое время, и я понимаю, что поспешила с прозвищем, которое дала парню-пофигисту. Сейчас прозвище «псих» ему больше подходит. Его смех, словно ударами тупого предмета, сокрушает голову. Хочется зажать уши руками. Хочется заорать, что есть мочи, чтобы заткнулся. Но… никто ничего не делает, не говорит. Я ничего не делаю, не говорю.

Парень замолкает сам. Несколько раз глумливо хихикает напоследок, маниакально-сумасшедшим взглядом смотрит на Чеда, затем на Ноя, останавливается на Марше и, с нездоровыми нотками в голосе, выносит вердикт:

– Мы все здесь умрём. Все мы.

***

«Не закрывайте дверь»…

«Не подходите ближе»…

«Ничего не трогайте»…

«Здесь могут быть ловушки»…

«Не паникуйте»…

«Держимся вместе»…

«Кайла… Кайла… Кайла, вставай! Иди сюда! Оставь Чеда! Мне очень жаль, но ему уже не помочь. Кайла»…

«Ханна?! А ты чего застыла? Идите сюда, обе»!

В голове отрывисто звучат реплики Марши, наперебой со странным шипением, вроде того, когда на линии телевещания пропадает сигнал, и картинка в телевизоре гаснет, уступая место мелким чёрно-белым мушкам.

Так и мой собственный сигнал с этим миром гаснет, пока я безмолвно смотрю в застывшие глаза Чеда и не чувствую своих рук, ног, тела… ничего не чувствую, даже внутри – пусто. Словно выпотрошили, словно ватой набили, в марионетку превратили, которая способна двигаться только с подачи кукловода. Сейчас я кукловоду не интересна. Сейчас он играет с Кайлой, по ниточке вытягивая из неё самые глубокие, болезненные эмоции.

«Все мы здесь марионетки», – вот что говорит шипение в моей голове.

Я не боюсь трупов, не боюсь человеческой жестокости, не боюсь угроз, боли и даже смерти…

Я боюсь лишения воли. Слишком долго у меня её забирали.

– Ханна, ты в порядке?

Медленно перевожу взгляд на Линка и… о, да! Чувства мои начинают оживать, заполняя пустоту внутри отвращением, ненавистью, презрением…

– Ханна… я… Я хочу…

Поверить не могу, что это чудовище смотрит на меня такими глазами. Что это? Неуверенность? Сожаление? Раскаяние?