Колин Маккалоу - Символ веры третьего тысячелетия

Уже час, как стемнело и доктор Кристиан наконец спустился со своего помоста и покинул ликующую толпу. Он прошел около девятнадцати часов без остановки, без единого перерыва, не перекусив, не охнув, даже не утоляя жажду «Это не к добру», подумала Карриол, сидя в одном шатре, где Джошуа, его семья и сопровождавшие их должностные лица должны были остановиться на ночь. Настоящий фанатик; вот откуда эта нечеловеческая выносливость и безразличие к себе. Он скоро испепелит себя вконец. Но не раньше, чем будет в Вашингтоне. Такие никогда не сгорают в один момент.

Разумеется, были приняты все мыслимые и осуществимые меры для охраны Кристиана; над его головой постоянно висели несколько вертолетов, которые не имели отношения к телевидению. Они без устали осматривали толпу, готовые среагировать на блеск оружейного ствола. Помост тоже худо-бедно защищал кумира: все-таки злоумышленник не мог броситься на доктора. Любому, кто захотел бы его убить, пришлось бы, находясь в толпе, поднять свое оружие и, таким образом, показать его окружающим. Скорее, воспользовались бы окном какого-нибудь из зданий. Но все здания на расстоянии выстрела были тщательно прочесаны.

Когда доктор Кристиан вошел в разбитую для него и его семьи большую палатку, Карриол подошла, чтобы помочь ему снять куртку. Он выглядел совершенно измотанным. Она предложила ему пройти в туалет Он кивнул но через минуту вернулся.

– Мы подготовили для всех вас специальную ванну, – объявила она – Помогает от усталости.

– О, Джудит, это было удивительно! – сказал Эндрю, щеки которого порозовели от ветра.

– Я весь разбит, но так счастлив, что, кажется, закричал бы сейчас, – сказал Джеймс.

Все им пришлось легче, чем Джошуа он и только он прошел всю дорогу без еды и питья, отдыха или передышки, остальным же каждые два часа предлагалось сойти с шоссе и устроить на час привал; затем их отвозили в какое-нибудь место, до которого Марш еще не дошел, чтобы они могли снова присоединиться к нему, когда Кристиан доберется туда.

– А сейчас, мальчики, давайте-ка я дам вам попить, – сказала Мама, колдуя над столами, уставленными едой.

Джошуа не тронулся с места. Стоял молча уставившись перед собой.

Мама заметила его странное поведение и уже готова была начать суетиться, потому Карриол решила ее опередить Она взяла Джошуа за руки:

– Джошуа, пойдите, примите ванну.

Он покорно последовал за нею в огороженный угол палатки, где были установлены лохани с водой, особую кабину. И снова встал.

– Хотите, чтобы я вам помогла? – спросила Джудит Сердце ее билось тревожно.

Казалось, он ничего не слышал. Она тихо сняла с него одежду; он не сопротивлялся.

То, что она увидела на его обнаженном теле, лишило ее всяких сил.

– Джошуа, кто-нибудь знает об этом? – только и хватило ее, чтобы спросить.

Он, казалось, наконец услышал ее: вздрогнул, покачал головой.

С минуту она рассматривала его, не веря своим глазам. Его ноги были раздуты, обмороженные пальцы черны и изъедены язвами. Выше голени ноги покрылись сетью глубоких трещин, сочившихся кровью. Внутренние части бедер были кровавым куском мяса – кожа истерлась. Подмышки – в нарывах. Нарывы были и в паху, в промежности, и на ягодицах. И все тело его было в кровоподтеках – в старых и новых, и только-только проступающих.

– Боже мой, как вы еще ходите? – воскликнула она, пытаясь гневом погасить свою боль – Скажите, ну, почему вы не обратились за помощью? Вы в своем уме?

– Я ничего не ощущаю, правда, – сказал он.

– Ладно, все кончено. Завтра вы не пойдете.

– Я еще могу. Я пойду.

– Ни в коем случае.

И тут он набросился на нее, схватил и зло ударил о деревянный край кабины, весь покрывшись жуткими желваками, словно облитый кислотой, как в фильме ужасов.

– Ты! Ты! Не смей указывать мне, что я должен и чего не должен! Я буду идти! Буду потому что должен! И вы ничего не скажете Никому! Ни слова!

– Пора с этим покончить, Джошуа. И если вы покончите с этим, то это должна сделать я, – она задыхалась, не в силах вырваться от него.

– Я покончу с этим, когда я захочу. Завтра я пойду, Джудит. И послезавтра. До самого Вашингтона. Чтобы встретиться с моим другом Тибором Ричи.

– Вы умрете, не добравшись туда.

– Я выдержу весь путь.

– Тогда позвольте хотя бы привести врача!

Она яростно вырывалась, она трясла и била его.

– Я настаиваю! – кричала она. Он рассмеялся:

– Время, когда вы могли управлять мною, давно прошло! Вы что, действительно думаете, что все еще управляете мной? Нет! После Канзас-Сити – нет! С того момента, как я пошел в народ, я слушаюсь только Господа, и только для Господа тружусь.

Она со все возрастающим страхом глядела на его лицо, и вдруг начала понимать. Он действительно был безумен. Наверное, он был безумен и с самого начала, только умел скрывать лучше, чем другие безумцы.

– Бросьте, Джошуа, вам необходима помощь.

– Я не сумасшедший, Джудит, – сказал он спокойно – У меня нет галлюцинаций, я не сообщаюсь с внеземными силами. Я даже больший реалист, чем вы. Вы – жестокая, самолюбивая, неистовая, вы использовали меня для достижения своих собственных целей. Думаете, я не знаю? – он снова рассмеялся. – А теперь мы поменялись ролями, сударыня. Теперь я буду использовать вас для достижения своих целей. Будете делать, что вам скажут, будете повиноваться мне. А если нет – уничтожу вас. Я могу! И я это сделаю! Плевать, понимаете ли вы, что я делаю и почему делаю это. Я обрел дело своей жизни, я знаю, как его совершить, и вы будете помогать мне. Поэтому – никаких врачей! И никому ни слова!

Глаза безумца. Да он и был безумен! Что он мог ей сделать? Как мог уничтожить ее? Тут ее осенило «И что я вмешиваюсь? Хочет убить себя – пускай Он сделает это не раньше, чем придет в Вашингтон, он достаточно безумен и достаточно целеустремлен. Что ж, пусть послужит моим целям! Я ведь и так собиралась вывести его постепенно из игры. И, может быть, я добьюсь гораздо большего благодаря его безумному самоистязанию. Сердце и глотка у него в порядке, он выживет как только подлечится. Я была потрясена.

Я вышла из себя при виде того, что сумасшедший может сделать с собой во имя своей цели, или своего Бога, или своей навязчивой идеи. Хочет идти в Вашингтон? Пусть идет! Зачем я сопротивляюсь? Зачем же я согласилась отказаться на многие месяцы от своего дома, от своей работы, если не ради успеха этого величайшего предприятия? Пусть думает, что освободился от меня. А все-таки – я использую его.»

– Хорошо, Джошуа, если вы хотите пусть. Но дайте мне хотя бы кое-что сделать для вас. Позвольте принести какую-нибудь мазь, чтобы облегчить боль, ладно?

Он сразу же отпустил ее, словно понял, о чем она только что думала, словно заранее был уверен, что она сохранит его тайну.