Татьяна Рябинина - Скамейка

Я вышла из метро и остановилась, озабоченно поглядывая на чернильную темноту, наступающую с севера. Зонт, как назло, остался на работе. Мне надо было пересечь парк наискосок и выйти к спортивно-концертному комплексу, где была назначена деловая встреча. Конечно, я могла проехать одну остановку на трамвае и пересесть на троллейбус. Минут десять езды в общей сложности. А с учетом ожидания и пересадок – все полчаса или даже больше. Только вот вряд ли гроза будет ждать. Да и человек, назначивший мне встречу, - тоже. Оставалось одно – мобилизовать себя на подвиг и пойти пешком.

Когда-то мы жили рядом, и парк я знала не хуже своей квартиры. Девчонкой гуляла здесь каждый день, и не осталось, наверно, ни одного уголка, который бы я не обследовала. И хотя с тех пор прошло много лет и я давным-давно не была в этом районе, ноги сами свернули с аллеи на почти незаметную тропинку, которая позволяла срезать угол через малолюдную часть парка.

Длинная шелковая юбка липла к ногам, «офисные» босоножки на высоченной шпильке грызли ступни, как «испанские сапоги». Воздух стал густым, он дрожал, как желе, и застревал в горле. От духоты звенело в ушах. Хотелось пить. А еще – передохнуть где-нибудь в тенечке. Хотя бы минуточку.

Поэтому я даже не очень удивилась, когда прямо передо мной оказалась скамейка. Никому не нужная в этом глухом закоулке, стоящая поперек тропинки скамейка. Словно перенесенная какой-то неведомой силой из моего детства: сияющая свежей краской и серебряными звездами на чугунных боковинах, с выгнутой, как лебединая шея, спинкой из белоснежных реек. Мне неудержимо захотелось сесть на нее. И не просто, а по-хулигански – на спинку. Бессовестно поставив ноги на сиденье, не думая о том, что кто-то потом испачкает одежду. Словно зачарованная, забыв о грозе, наступающей на пятки, я сделала шаг, другой - и вскарабкалась на скамейку.

Сейчас кто-нибудь пройдет мимо, и мне будет стыдно: солидная тетка, мать семейства, сидит на спинке скамейки, как невоспитанный подросток. Как курица на насесте. Юбку расправила, каблучищи на сиденье поставила…

Я опустила глаза и… увидела вместо шелковой юбки в цветах и разводах узкие вельветовые брюки в мелкий рубчик непонятного вишнево-шоколадного цвета. И потрепанные белые кроссовки с красными полосами. И розовую кофту «фроте», называемую непочтительно «махрушкой». А если бы посмотрела на себя в зеркало, там наверняка отразилась бы россыпь мелких прыщиков под тщательно завитой мамиными щипцами челкой. И рыжевато-русые локоны до плеч вместо «осенне-золотистого» каре.

Мне снова было пятнадцать лет. И я сидела совсем на другой скамейке – обычной садовой лавке из двух выкрашенных в зеленый цвет досок. И парк был совсем другой. И город – тоже другой. И вместо июльской жары – майская прохлада. В воздухе висела мелкая водяная пыль, вот-вот должен был пойти настоящий дождь. Пахло мокрой хвоей – над скамейкой нависали заросли тиса. Где-то рядом глухо, как из бочки, гукала горлинка.

За шиворот упала холодная капля – я вздрогнула. Из-за поворота показалась полненькая коротко стриженая девочка в спортивных брюках и голубом свитере. Моя подруга и одноклассница Маринка.

- Сидишь? – спросила она, ехидно усмехнувшись. – Котика ждешь? Ну сиди, жди. Бежит твой ненаглядный.

Я не ответила, и она пошла по дорожке дальше.

…В тот год хитроумные педагоги придумали новый вид издевательства над учениками, который называли почему-то «патриотическим и физическим воспитанием». Два раза в неделю все классы с пятого по десятый в добровольно-принудительном порядке после уроков выходили в парк и «бегали». Количество «набеганных» классом километров суммировалось и отмечалось на большой карте, висящей в холле. Так мы «путешествовали» по Советскому Союзу – кто дальше.

Начинание старательно саботировалось. Те, кто посмелее, просто удирали домой. Остальные лениво бродили по кругу или вообще отсиживались на лавочках. Благо, надзирали за процессом члены комитета комсомола – такие же пофигисты, но отличники. Они без тени эмоций фиксировали в протоколе названные 8-10 километров, даже если бегун в наглую сидел два часа на лавке рядом с ними. В нашем классе так делали все. Кроме Женьки Котова.

Женька был идейным. Он даже в комсомол вступил не ради поступления в институт, а потому что свято верил в грядущее торжество коммунизма. Поэтому спущенные вниз педсоветом решения комитета комсомола выполнял от сих и до сих. И пока все дышали кислородом, он бегал по километровому кругу, как лошадь на ипподроме. Над ним посмеивались. А я его любила. Не за идейность, а вопреки.

Отношения у нас были довольно странные. Мы дружили, и одноклассники считали, что у нас бурный роман. На самом же деле… Общение наше ограничивалось школьным зданием. Мы сидели за одной партой, писали друг другу записки, болтали на переменах и вместе ходили в буфет. Но он ни разу не проводил меня домой, не пригласил погулять или в кино. Почему? Не знаю. Я сходила с ума. Один его взгляд, одно слово могли поднять меня на седьмое небо или сбросить в преисподнюю. Кто еще помнит свою первую подростковую влюбленность, тот поймет.

Я мечтала остаться с ним наедине, подальше от назойливых, любопытных одноклассников. Впрочем, в этом не было ничего «эдакого». Если сейчас многие девицы в пятнадцать лет, как говорится, прошли Крым и Рим, то я была на редкость наивна и неиспорчена. И - как моя любимая в то время героиня Скарлетт О’Хара – не уносилась мечтами дальше признания в любви и поцелуя. Какое там! Женька даже на медленный танец на дискотеке меня ни разу не пригласил. Я так надеялась, что хоть в парке мы сможем погулять вдвоем. Но он упорно бегал, накручивая километры, чтобы наш класс вышел вперед и обогнал ненавистных «ашников».

В тот день я решила, что сама признаюсь ему в любви – как Скарлетт! И будь что будет. И плевать, что так не принято.

Погода испортилась, народ потихоньку уходил домой. И только Женька все бегал по кругу, да Маринка прогуливалась себе потихоньку, мешая мне - словно назло. Я сидела на узкой неудобной спинке скамейки и ждала: еще круг, нет, еще один. Было прохладно, но по спине стекали струйки пота. Медное на вкус сердце колотилось в горле, а руки тряслись так, что мне пришлось крепко сжать кулаки – ногти впились в ладони, но боли я не чувствовала.

Мимо прошла Маринка, усмехнулась, сказала очередную глупость. Я уже слышала его шаги за поворотом. «Сейчас. Или никогда».

Вот он поравнялся со скамейкой. Высокий, худощавый. Синий спортивный костюм, белые кроссовки. Взмокшие темные волосы упали на глаза. Не замедляя шага, повернул голову в мою сторону, улыбнулся. Я помахала рукой, и… ничего не произошло. Он побежал дальше. А я встала и пошла к выходу из парка, даже не записав в протокол свои «насиженные» километры.